У Стесселя я выпросил несколько солдат с винтовками, да какого-нибудь офицера для контроля и на следующий день, не отходя далеко от города, мы расстреляли эти несколько пластин. Что ж, результат оказался вполне удовлетворительным. На дистанции свыше пятидесяти метров пластина вполне держала пулю от трехлинейки. В упор она пробивалась. Капитан, что наблюдал за стрельбой, тщательно задокументировал результат и забрал прострелянные листы металла с собой. Ну а я помчался к знакомой портнихе. Разработать сам жилет оказалось делом не сложным. В тот же день мы с нею на манекене прикинули что да как. Пластин у нас было мало, так что защищать они должны были только грудь, спина же должна была остаться голой. И вот когда портниха на скорую руку сметала жилетку и повесила ее на шею манекена, я, вложив пластину в нагрудный карман, с разочарованием понял, что подобный вариант не очень хорош. Пластина сильно перевешивала и стягивала жилет вниз, так, что верхняя часть груди оказывалась беззащитной. А это было не очень хорошо. Решение поставить вторую пластину на спину в качестве противовеса я отклонил — пластин очень мало, да и вес их велик. Около шести фунтов одна штука — не всякий солдат согласится таскать дополнительный вес. Так что пришлось искать решение. Полдня мы убили на эту проблему, пока вдруг портниха не догадалась привязать жилет со стороны спины к армейскому ремню. Срочно были пришиты две лямки и жилет сел на манекен как влитой. Вроде бы получилось не плохо — защита вниз не сползает и нигде ничего не давит. Но это манекен, а мне предстояло вручить эти штуки живым людям. Потому-то на следующий день, когда портниха качественно прошила жилет, я напялил его на себя, привязал лямки к ремню на пояснице и вложил тяжелую пластину в карман. Походил туда-сюда, поделал различные упражнения, попрыгал…. Нет, все-таки неудобно. Ремень теперь наоборот тянет вверх и сильно врезается в тело. Теперь, чтобы все это сидело как надо, требовалось как можно плотнее затянуть сам жилет со сторон. И опять портниха переделывала, пришивая ремни и пряжки. И вот только после этого изделие получилось более или менее. Не то, что будет в будущем, но все же близко к тому. Да, защита только с груди, но ведь большего здесь и не требуется.
Вскоре пришли новости, что японцы вплотную подошли к китайскому городку Цзинь Чжоу. Он как раз стоял на западной стороне Ляодунского полуострова на самом узком месте полуострова Квантунского. Через него проходила и железная дорога и телеграфная линия. От него было что-то около пятидесяти верст до Порт-Артура и около двадцати до Дальнего. Так что выходило, что враг стоял у самых наших ворот. Наши, получив эту информацию, выдвинули войска и первыми заняли город, заняли близлежащие высоты. А вскоре состоялась битва, злая, ожесточенная. Артиллерия что с нашей стороны, что с японской, устроили настоящий фейерверк — перекидывались снарядами почти что с пулеметной скоростью. Со стороны западного берега, воспользовавшись приливом, подошли японские корабли и так же включились в борьбу, да так удачно, что сильно придавила наших солдат, заставила их замолчать. А потом и японская пехота пошла в наступление. Драка была жесткая, беспощадная, продолжалась она почти целый день и под самый конец противник овладел городом, с большими потерями вытеснив наши войска. Их было существенно больше и артиллерия их имела численное превосходство. Наши войска так же понесли тяжелые потери, оказалось разбито несколько полков, потеряно немало имущества. Много после я узнал, что в этом бою наше командование списало в «без вести пропавших» почти полторы тысячи человек. Сколько убитых было и раненных, я так и не узнал, но, судя по той толчее на вокзале, куда на поезде привозили людей, их было много. Очень много. Госпитали оказались переполнены и над Артуром в гражданской среде в полной мере повис страх и неуверенность.
Что интересно, готовясь к отражению, занимая уже подготовленные позиции, наши в полной мере использовали колючую проволоку. Что собственную, привезенную своими силами из центральной России, что мою, сделанную во Владивостоке. Ее натягивали перед позициями и японец, идя в атаку, повисал на ней не в силах преодолеть, где наши их и расстреливали. Понятно, что это первая их встреча с подобным заграждением и впоследствии они не будут так грубо ошибаться, но все же…. Какой-то солдат потом рассказывал, что эта проволока им очень сильно помогла, и он сравнивал обе эти системы. И в восхитительных тонах отзывался именно о нашей «егозе». Та, правильно размотанная и закрепленная, мертвой хваткой вгрызалась в одежду японцев и уже не отпускала, все больше и больше заматываясь вокруг тела. И сколько бы японец не дергался, сколько бы не трепыхался, все становилось только хуже. «Егоза» цеплялась за одежду, резала тело и пускала кровь. На бедолагу попавшего в эти сети не надо было даже тратить пулю. Выбраться самостоятельно тот уже не мог. Этот эффект заметило и командование и через несколько дней мои склады оказались опустошены — они выкупили всю «егозу». И это было отрадно.
Но плохо было то, что наши войска так и не применили ни мои минометы, ни мою моточайку, ни второй воздушный шар. Лишь одни гранаты, что случайно захватил с собой какой-то радетельный капитан, были опробованы в деле. Три ящика оказались раскиданы за какие-то полчаса боя и они принесли какой-то эффект, но за малостью их использования понять какой именно эффект они принесли было затруднительно. Положили с пару десятков японцев, прижали их на короткое время к земле, да и только. И потому командование крепостью даже не обратило на них внимания.
Ну а следом за сдачей Цзинь Чжоу нашим пришлось оставить и Талиенвань и Дальний. Все произошло слишком быстро. Народ, прознав о проигранной битве, сложил в уме два и два, и дал из обоих городов деру. И снова в Артуре стало не протолкнуться — вокруг повозки, лошади, люди, нехитрый скарб. Везде крик, гам, бабий рев, детский плач и злой мужской матер. Потрепанные войска частью снова зашли в город зализывать раны, да пополняться, а частью, из тех, кто остался цел, засели на подготовленных позициях. Защищать ни Дальний ни Талиенвань никто не собирался. Пятый полк, сильно потрепанный в боях занял Угловые горы. Там ощущался сильный недокомплект в личном составе, более тысячи человек оказались или убиты, или пропавшими без вести. Но сам полк стяжал в рядах артурцев славу и многие добровольцы, что решили встать под ружье, высказали желание служить именно в этом героическом отряде.
Потом пришли слухи, что прежде японца в эти города зашли хунхузы. Зашли с целью пограбить. Сколько они успели унести, никто не знает, говорят, что не очень много. Японцы, зашедшие следом, установили свои жесткие порядки и на корню пресекли все попытки мародерства. Тех, кого смогли поймать с чужим добром, тут же и расстреляли. А затем, чтобы оберегать чужое имущество, они поставили почти на каждом перекрестке патрули и грабежи исчезли. Как исчезли и китайцы.
Чуть позже Стессель издал приказ, требовавший немедленного формирования двенадцати дружин в которые должны были войти все свободные мужчины Артура. Недостатков в добровольцах не было, и в дружины вошли многие из тех, кто был не годен к службе по состоянию здоровья, но имел большое желание послужить на благо Родине. Пришли и ко мне, заявились в жаркий полдень на склад и потребовали разговора. Я вышел к воротам, увидел Зверева, что сопровождал усатого офицера при паре солдат и поприветствовал его.
— Чем могу быть обязан? — поинтересовался я, внимательно разглядывая капитана из инфантерии.
— День добрый, господин Рыбалко, капитан Валеев, — представился военный, не слишком-то усердно приложив ладонь к козырьку фуражки.
— Добрый, добрый. Так что вас привело ко мне, господин капитан?
— Согласно приказу штаба, мы набираем добровольческие дружины, состоящие из всех свободных мужчин в городе. Согласно нашим данным у вас в работниках находятся около десяти крепких мужчин, способных вступить в ряды этих дружин. Я настаиваю, чтобы они немедленно явились к казармам десятого полка и записались. Таково требование штаба крепости.