Я глубоко вздохнул. Нынешние эскулапы мало что могли сделать для адмирала. Операция, конечно, была проведена со всеми стараниями, но вот от воспалительных процессов в ранах никто гарантии дать не мог. Что я мог сказать Макарову? Ничего! Мне сейчас оставалось лишь ждать и наблюдать.
— Плохо, что врачи не могут вам сделать переливание крови, это бы вам помогло.
— Мне предлагали…, - неожиданно признался Макаров, — но я отказался.
— Почему же?
— Результат непредсказуем…, я читал. Многие умирают.
— Вы же все равно умирать собрались, — удивился я, а потом вдруг меня осенило. Да, это правда, что переливание крови сейчас сродни лотереи «повезет-не повезет», угадают врачи с донором или нет. Но ведь я-то универсальный донор с первой группой крови и с отрицательным резус фактором и кровь мою можно переливать кому угодно. Это я знал еще с армии и даже хотел набить татуировку на груди, но передумал. Так что я мог со стопроцентной вероятностью помочь Макарову.
— Степан Осипович, а вы знаете, я могу вам помочь.
— Как же? Чем вы можете мне помочь? Да и стоит ли, дайте мне спокойно умереть.
— Нет, Степан Осипович, не дам. Я вам не позволю просто так уйти из этого мира. Вам еще предстоит побороться, — твердо ответил я и решительно встал. Вышел из палаты и гаркнул ожидавшим медсестрам: — Врача ко мне! Быстро!
И женщины сорвались с места. Одна убежала искать лечащего врача, а другая ворвалась в палату с твердой решимостью вытаскивать адмирала с того света. Но ее услуги не понадобились. Макаров взирал на влетевшую женщину в полном сознании и с неким удивлением.
Верещагин тоже подумал самое плохое. Соскочил со своего места и просочился-таки в палату. Бухнулся на колени рядом с кроватью, ухватил друга за руки и что-то горячо, но не разборчиво зашептал.
— Да что ты убиваешься, жив я еще, жив! — тихо, но с досадой в голосе ответил Макаров. — Рано убиваешься, священник еще не приходил.
Буквально в туже секунду в палату влетел врач с красными от усталости глазами, а за ней и позвавшая медсестра.
— Что случилось, что произошло? — резко спросил он, подходя к кровати. — Почему звали?
Я этого врача помнил. Именно он тогда лечил Лизку, спасал ее от страшных ожогов. Но тогда он был в другой больнице, теперь же вдруг оказался в морском госпитале. Он заметил мою персону, коротко кивнул и снова спросил?
— Что случилось, Степан Осипович?
— Не знаю, — простодушно, но уже с какой-то маленькой долей интереса ответил адмирал. И показал взглядом на меня: — А вы у него спросите, он панику поднял.
Что ж, пришлось брать врача под локоток и в сторонке объяснять свою идею. Тот ее выслушал, даже согласно кивнул, но все же спросил:
— Позвольте, но откуда у вас такая уверенность? Переливание крови процесс весьма непредсказуемый.
— Доктор, у меня первая группа крови, если вам это о чем-то говорит. Ее можно переливать кому угодно.
— Откуда вы это знаете?
— Не суть важно откуда, главное, что знаю. Давайте не будем чесать языками, а просто сделаем свое дело, а?
Он нахмурился, обернулся на серого от потери крови адмирала и согласился:
— Ладно, я согласен. Риск, конечно, есть и немалый, но это лучше, чем просто наблюдать. Только надо бы еще согласие Степана Осиповича получить.
— За этим дело не станет. Только оставьте нас на несколько минут, пожалуйста.
Они все снова вышли. И даже Верещагин нехотя ушел. А я, снова присев на табурет напротив кровати, заглянув в настороженные глаза адмирала, поинтересовался:
— Скажите, Степан Осипович, что бы могло вас убедить пойти на переливание крови?
Он устало вздохнул, посмотрел на меня и тихо с запинкой сказал:
— Какой же вы… неугомонный. Дайте мне уже спокойно уйти.
— Нет, не дам. Не дождетесь. Вы у меня еще помучаетесь. Скажу честно — это я дам вам свою кровь, и я вам гарантирую, что она вам подойдет.
— Брехня, никто этого гарантировать не может. Даже сам Боткин.
— Я могу, — заверил я. — Послушайте, Степан Осипович, я хочу вас спасти. Любым способом. Жаль, конечно, что я был не в силах предотвратить трагедию, но я все же кое-чего добился — вы живы. Не спешите спорить, вы еще не умерли. Близки к этому, но все-таки еще живы. И поверьте мне как должны были поверить ранее — переливание вас поставит на ноги…, - я запнулся, поняв, что сказал неуместное, но видя, что Макаров, горько усмехнувшись, меня не поправил, продолжил: — Я могу поклясться вам чем угодно, я могу ответить перед судом, но я утверждаю, что моя кровь вас точно не убьет. Вас может убить инфекция, что возможно попала в рану, но я вас точно не убью. Поэтому, Степан Осипович, будьте добры, не противьтесь и дайте свое разрешение.
Он молчал. Прикрыл глаза, снова устав и, казалось, на некоторое время заснул. Но затем, очнулся и тихо стал мне выговаривать:
— Знаете, Василий Иванович, вы очень странный человек, — он облизал сухие губы, попробовал сглотнуть. Я поднес ему чашку с водой и он, с усилием сделав несколько глотков, благодарно повел головой. — М-да…. Вы необычный. Не такой как все. Выскочили как черт из табакерки и принялись изобретать. В кратчайшие сроки заработали состояние, но и не подумали остановиться на достигнутом, а пошли далее. Радио вот ваше сделали…, - он усмехнулся и признался, — а знаете, когда Попов о нем узнал, то сильно запил. Ругал вас сильно, да…. А потом палки вам в колеса пихал, но вы все равно пролезли. Я уже тогда обратил на вас внимание. Потом еще был бал у Императора, где вы со своей синемой поставили британский двор на уши, — Макаров снова устал и замолчал. Опять отпил из чашки и полежал мирно, прикрыв глаза. Соваться к нему с нюхательной солью я не спешил, видел, что тот просто отдыхает. — М-да…. Такие дела. А потом вы приехали в Артур и развернули свою деятельность. Агитировали военных, кричали на каждом углу о войне с японцами, предсказывали. Оружие ваше изобрели…, снова изобрели. Чайку опять же вашу…. Ах да, забыл про Куропаткина. Это же вы ему хотели нос свернуть, да? А за что? Уж не за то ли, что он еще даже ничего не сделал? А еще это ваше предвидение о моей несостоявшейся кончине…, - и он жгуче на меня посмотрел, так, словно и не был он прикован к постели тяжелейшим ранением, а стоял на палубе своего броненосца и отчитывал меня как рядового матроса. — Признавайтесь, кто вы такой? Откуда вы взялись?
Как я мог ему признаться? Что я ему должен был сказать? Да и не поверил бы он мне, принял бы мою отповедь за насмешку и, обидевшись, уж наверняка отказался бы от переливания. Но с другой стороны Макаров сам по себе человек непростой и весьма неординарный. Если уж кто и мог поверить в мой провал во времени, то только подобная ему личность. Я смотрел на него, слегка растерянно, не зная, что ответить, а он требовал от меня отчета, сверлил своим жгучим взглядом. И уйти от этого взгляда было просто нельзя.
— Правда сложна, — наконец выдавил я из себя, — и по правде сказать — утопична.
— Скажите мне ее.
— Да, собственно, говорить-то и нечего. Просто у меня есть небольшое понимание будущего. Вот скажите, вы знакомы с произведениями Герберта Уэльса? — стал я аккуратно подводить его к мысли. Я все же решил рискнуть и рассказать правду насколько это получится.
— С некоторыми.
— «Машина времени» читали?
Он не ответил, поняв куда я клоню. Лишь еще больше всверлился в меня своим взглядом, пытаясь найти во мне хоть толику насмешки. Но я был серьезен.
— Вы должно быть шутите?
— Шучу, — охотно согласился я. — Но давайте пофантазируем, так, как будто бы это правда. Допустим, я и мой друг провалились в этом мир из будущего. Как думаете, это могло бы объяснить все те странности, что вы находите во мне?
— Гм, с такой точки зрения, пожалуй, что да, — подумав, принял он подобный вариант. — Тогда бы стала понятна ваша настойчивость.
Он снова закрыл глаза и замер. Потом отвернул от меня голову и пролежал так некоторое время без движения. Я уж подумал, что он опять потерял сознание, но нет, спустя минуту он поднял к лицу руку и, как мне показалось, утер увлажнившееся веко.