А на нашем производстве дела шли своим чередом. На две недели к нам приезжали английские специалисты. Они устанавливали нам сейфовую дверь. Тяжеленная, выкрашенная в матовый черный цвет, сантиметров двадцать в толщину, в высоту почти в два метра. Весила она неимоверно много — для ее доставки пришлось нанимать четверку тяжеловозов, что в течение двух дней тащили дверь с механизмом запора от порта. А потом по выстроенным лесам с дюжиной лебедок ее ставили на место, выставляли по уровню и вмуровывали в фундамент. Намучились тогда мои люди, сорвали все руки, набили кровавые мозоли, но все же одолели неподъемную тяжесть, установили как надо. И теперь, после того как строители положили плиты перекрытия на фундамент, очень быстро возводились кирпичные стены. Нанятые каменщики работали день и ночь, в три смены и без выходных. Что меня поразило, так это толщина стен. Едва ли не в метр толщиной. Я, конечно, не специалист в строительных делах, но все же мне тогда показалось это слегка избыточным. И с этим вопросом я подошел к подрядчику, который меня откровенно не понял. А затем он показал утвержденный проект за моей же и Мишкиной подписью, где черным по белому было выведены все параметры. Я недоверчиво сверил — строили они точно по проекту, и потому, почувствовав себя в очередной раз дураком, я от них отстал. Им, профессиональным строителям и мастерам навешать несведущему человеку на уши лапшу, было виднее.
Мендельсон у нас тоже работал не покладая рук. Он отслеживал все наши патенты, беспрерывно оформлял новые, постоянно заключал договора на лицензии и следил за графиком выплат. Часто он мотался за границу, встречался там со своими коллегами, посещал наши юридические филиалы. Очень большой интерес за границей вызвала наша скрепка. Бросовый материал, элементарное исполнение, копеечная цена, после использования не жалко выбросить. Она оказалась нужна всем, кто работал с бумагами. Это поняли многие и потому и в Германии, и во Франции, и в Британии и уж тем более в Штатах производственники поспешили купить у нас лицензии на производство и в кратчайшие сроки наладили выпуск нашей продукции. И от них же потекли первые серьезные отчисления. Например, за июнь месяц мы получили только по лицензии от производства одной скрепки почти семь тысяч чистого дохода. Весьма неплохо. Еще кнопка дала за тот же месяц три с небольшим тысячи, и зажим-бабочка что-то около пятисот рублей. Подделывать и обманывать нас тоже пытались. Мендельсон все чаще и чаще посылал своих юристов улаживать эти недоразумения, а по-простому говоря, безжалостно выкручивать контрофактникам руки и заставлять выкупать у нас лицензии на производство. Ну и штрафы, соответственно, без малейшей жалости с поддельщиков взимались в нашу пользу. И очень часто нам приходили предложение о выкупе наших патентов. За патент на скрепку, действующий на территории Германии, предлагали не много ни мало почти пятьдесят тысяч рублей. Мы даже думать не стали, отказали богатому промышленнику в момент обращения. Хотя соблазн был велик и Мендельсон нас уговаривал пойти навстречу немцу очень настойчиво.
У Мендельсона забеременела Лариса. У нее стал заметен живот, который рос как на дрожжах едва ли не каждый день. Она отошла от дел и полностью посвятила себя будущему ребенку. Яков был счастлив и, едва сойдя с парохода после очередной командировки, первым делом мчался домой к супруге, где справлялся о ее здоровье и только после этого посещал меня с Мишкой. Наскоро отчитывался о проделанной работе и снова убегал к Ларисе. А Мишка, видя такое положение дел, грустно вздыхал. Что-то там у него с Анной не получалось и они никак не могли зачать. Мой друг пока гнал эту проблему из своей головы, но чувствовалось, что его это очень сильно волнует. Я предложил ему сходить ко врачу, проконсультироваться, но он лишь покрутил пальцем у виска и сказал, что скорее поведет свою жену в бабке-целительнице, чем отдаст ее на растерзание местным эскулапам. И то правда, нынешняя медицина ничем помочь в этом плане пока не могла. Она могла скорее навредить.
Зато у нас мало-помалу заработал банк. Господин Моллер умело управлял вверенным ему хозяйством и мы твердо встали на ноги. Банк хоть и ютился в тесном арендованном помещении и был новичком на рынке, но народ в него худо-бедно потек. Вполне возможно, что главную роль в этом сыграло название. Все-таки «Русские заводы» уже прогремели по Империи с хорошей стороны, и наше финансовое учреждение напрямую ассоциировалось с нашим предприятием. Имидж великая вещь, что бы там ни говорили. Первые люди понесли к нам на депозиты свои сбережения, предприниматели потекли за кредитами, а Моллер, предугадывая скорую острую нехватку денег, готовился к выпуску облигаций. Пока планировал выпустить их на двести тысяч, сроком на пять лет и с выплатой процентов по купонам дважды в год. Посмотрим, какой популярностью будут пользоваться наши ценные бумаги. Если хорошо разойдутся, то выкинем на рынок еще один выпуск. Нам деньги сейчас крайне необходимы. Развитие уже слегка тормозится и на исследования уже приходится выделять меньше средств. Кстати, перед самой войной можно будет вывести на рынок Германии и Австро-Венгрии облигаций на несколько миллионов. Войну они все равно проиграют, и вполне возможно какую-то часть выплат нам можно будет избежать — кого-то из держателей облигаций убьют, какие-то бумаги будут физически уничтожены. Да и дикая инфляция, которая разразится в Германии после войны, сожрет почти всю сумму, так что это будет для нас очень выгодно. Ну а если мы не сможем повернуть маховик истории и остановить большевиков, то и выплачивать долги будет просто некому. Наше предприятие прекратит существование да и страны такой как Российская Империя больше не будет, как бы это жестоко и подло не звучало. Перед войной нам просто необходимо будет воспользоваться ситуацией и снять возможные сливки. Мы теперь становимся матерыми и безжалостными капиталистами. И если уж идти во все тяжкие и зарабатывать на послезнании, то можно будет перед самым конфликтом организовать за границей несколько подставных фирм и провернуть аферу в стиле «МММ». Запустить сбор денег и в Германии, и в Австро-Венгрии, и в Великобритании, и в САСШ, и во Франции, чьи финансы в скором времени придут в нашу страну. Насколько помнит Мишка из того что ему рассказывали на первом курсе в института, Витте «подсадит» Российскую Империю на французскую финансовую иглу, из-за чего мы и будем вынуждены выступить в Первой Мировой Войне на стороне Антанты. Которая и подорвала российскую экономику и что послужила последней каплей перед революцией. Так это или нет, я не знал, но Мишкиному мнению доверял. И даже если он не прав и ошибается в причинах, то это все равно ничего не меняет. Все равно наши будущие союзнички окажутся еще той сволотой, которые захотят выехать из войны на нашем горбу, так что можно особо не церемониться. Я уж не помню, сколько мы положим людей в той кровавой вакханалии, но знаю одно — мы будем гробить людей под пулеметами и ядовитыми газами тысячами, десятками тысяч… И это все ради наших союзников, которые будут слезно умолять нашего Императора как можно активнее давить немцев на нашем фронте. И, главное, Николай, вместо того чтобы послать французов куда подальше и воевать так как нам выгодно, послушно отправлял людей на погибель. И ничего мы сделать не могли — страшный долг перед Французской Республикой и засилье англо-французского капитала на российском рынке обязывали отрабатывать. В общем, сведения, почерпнутые мной еще в школе и Мишкой из уст прекрасного преподавателя истории в институте, никак не добавляли любви к британцам и французам. Скорее наоборот, я видел в них главных врагов нашей страны. Так что, никаких соплей — «МММ» мы осуществим, оберем грассирующих наглецов и чопорных снобов до нитки. Вполне возможно, что простому народу мы и вернем часть денег, чтобы те не померли с голоду, но со средним классом и богатеями церемониться не будем. Эти деньги нам сильно помогут в будущей войне. Помогут снизить людские потери и, чем черт не шутит, может и войну скорее закончим. И революция, спонсируемая немцами, возможно попросту не успеет произойти.