Выбрать главу

— Неужто водочкой никто не баловался? — не поверил я ему.

Суслов усмехнулся.

— Ну как же, батюшка наш очень даже ее любил. Но другим строго настрого запрещал. Говорил, что от нее все беды, святым крестом бил того от кого пахло — а он у него тяжелый, из золота.

— Батюшка ваш был прав, — подумав, согласился я. — Так вы и сейчас диаконом?

Господин Суслов уже совсем пьяный мотнул головой.

— Нет, ушел я, — произнес он и, скривившись от нахлынувших воспоминаний. — Папенька у меня померли и мне половина наследства досталась. Так я и ушел. Батюшка уговаривал остаться, церкви пожертвовать.

— Однако ж, богатым человеком был ваш родитель. Чем он занимался?

— На бирже играл, зерном торговал. Миллионами ворочал. Эх, господин Чапаев, двести тысяч это не богатство — так, остатки. Когда моя матушка жива была — вот тогда было богатство. Миллионы были.

Суслов искренне печалился о своих умерших родителях. Он их любил, что отца — отдавшего его в услужение церкви, что мать, неизвестно когда умершую. От воспоминаний у него даже увлажнились глаза.

— За что же ваш отец так с вами поступил? Почему церкви отдал? — спросил я, пододвигая Суслову закуску. Пить ему уже достаточно — надо покушать.

Он вздохнул. Отправим в рот маринованный груздь, ответил:

— Маменька моя умерла, когда я был еще ребенком. Папенька потом другую себе жену нашел, а меня отослал подальше. Нет, вы не подумайте ничего такого, господин Чапаев, он меня любил. Всегда приезжал ко мне, общался, гостинцы приносил. Просто мачеха моя злая была, а он хотел мне только хорошего. А потом у него родилась дочка — сестра моя единокровная. Вот наследство, папенька и завещал разделить между нами поровну, — он ехидно усмехнулся. С непривычки его совсем развезло. Его речь замедлилась, стала спотыкаться. — Говорят, что когда поверенный зачитывал завещание, моя мачеха верещала как свинья резанная, плевалась на всех. Поверенного даже поколотила. И папеньку моего проклинала на том свете. Не думала, что мне половина достанется.

После этих слов он, вдруг выпрямился, вперил в меня негодующий взгляд, а потом со всего маху ударил кулаком по столу, так, что посуда жалобно задребезжала:

— С-сука! Еще отдавать не хотела! — выкрикнул он, теряя над собой контроль.

Дальнейшего разговора у нас не получилось. Четвертушка, что принял на грудь Суслов, окончательно его подкосила. Его движения быстро теряли координацию, а взгляд терялся в пространстве — глаза так и бегали по комнате, не в силах на чем-либо сосредоточиться. Он попытался встать, но его повело в сторону — оперся руками о стол, опрокинул разнасолы, безнадежно испачкав свой пиджак. Рванул на груди ворот рубахи. Каким-то чудом смог сосредоточиться, поймал меня взглядом и с какой-то непонятной торжественностью в голосе, сообщил:

— Меня сейчас вырвет…, — и склонился над самой глубокой тарелкой, грозя выполнить обещанное.

Я поспешил ему на помощь, разворачивая бедолагу в сторону ведра для испорченных бумаг…

Глава 9

Вечером того же дня я имел разговор с Мишкой. В беседке, что стояла под старой березой, за чашкой ароматного чая. Благо на улице было еще тепло и солнечно. Рассказал ему все произошедшую историю с господином Сусловым. Мишка, поначалу ухмылявшись, задумался.

— Двести тысяч… Огромные деньги. Нам бы они очень пригодились.

— Да, — согласился я, — но продавать ему акции? Я буду против.

Мишка кивнул.

— Да, я тоже. Но деньги нам необходимы. Наших средств недостаточно для быстрого развития.

— И что делать?

Мишка пожал плечами. Он думал, хлебая из чашки горячий чай, закусывая золотистым масляным блином. Я ему не мешал — у него опыта в таких делах поболее чем у меня.

Наконец, он отставил чашку в сторону, вытер жирные пальцы платком.

— Придумал? — спросил я его.

— Придумал, — ответил он. — Нам надо бы создать банк.

— Зачем? Что нам может дать банк? Какой от него прок?

— Зря ты, — укорил он меня, — очень многое что может дать. Вот ты скажи, сможем ли мы внедрить в производство все наши «изобретения»? До семнадцатого года?

Вопрос был риторический. В свое время мы исписали две тетради, вспоминая будущие изобретения. А потом еще несколько тетрадей исписали дополнениями к этим изобретениям, записывая все, о чем только могли вспомнить. И чтобы изобрести все это и тем более внедрить в производство нам даже жизни может не хватить. Успеть освоить хотя бы десятую часть…