Вот не помните вы меня, я же вижу, а я у вас в доме бывал. Мне, правда, как бы это сказать, по роду деятельности, что ли, отъезжать часто приходилось, так что я тоже — то крохой совсем вас помню, то постарше уже, а теперь уж… А познакомились мы с ним даже и не скажу точно когда. Очень давно. Я вам расскажу, чтобы вы не пугались и про отца своего чего-нибудь там себе страшного или глупого не напридумывали. Уж лучше я сам правду скажу, хоть и при товарищах ваших, потому что ничего в этом такого нет.
В «Крестах» мы познакомились. Знаете тюрьму такую? Вас тогда и на свете-то не было. Только осужден он не был, оправдали в суде, такое и тогда бывало. Но до суда хлебнул баланды и, извиняюсь, параши понюхал. Там мы и познакомились. Я-то уехал, а его выпустили. Ошибка вышла. Ну, торговля, дело такое, всякое бывает.
А адресочек свой он мне оставил. Там, в камере-то, он человек оказался правильный. Там человека сразу видно, ну я и хоть помладше его годами был, но опекать стал. А то ведь народ там разный, всякое бывает, а меня все-таки уже тогда слушали..Вот и обернулось это наше знакомство случайное, сами видите, на всю жизнь, считай…
— Так почему же вы сразу не пришли? — Ирина поднялась с дивана и взяла сигареты. — Не объяснили, не спросили…
— Ну, пришел бы я к вам. Сразу, с кладбища. И что? Что бы вы мне сказали?
— Да, — Ирина прикурила от зажигалки Гурского и кивнула ему. — Действительно.
— Дискетку, будьте любезны… Ирина посмотрела на Волкова, тот встал, вышел в кабинет и, вернувшись к столу, положил на него дискету.
— Она, — взял ее в руки Арефьев.
— Там пароль, — кивнула на дискету Ирина. — Слово из Библии.
— Ну уж наверное.
— Так зачем же это? — Волков положил на стол мятый клочок бумаги. — Если вы в курсе.
Гость далеко отнес от глаз на вытянутой руке записку, сощурился.
— Вот беда-то, очки в машине забыл. Ну ладно… нибелунги… десять, двадцать два… — он положил записку в карман и посмотрел на Петра. — А я и не говорил, что пароль этот знаю. Я даже знать не знаю, где и дискету-то Аркадий Соломоныч хранил. Не мое это дело. Я не говорил разве?
— Не говорили.
— Ведь мы с ним, Ирина Аркадьевна, как договаривались? Когда его по телефону дергать стали, а в последние дни ну просто насели, я узнать пытался — кто? Там закинул, здесь — никто ничего не знает. Залетные, выходит. Много их в последнее время развелось, отмороженных. Решил дискету забрать. Аркадию Соломонычу уехать посоветовал, на недельку хотя бы, пока не разберусь. Но он же… Ерунда, мол. Если на самом деле что-то серьезное, я позвонить успею.
Я, конечно, человека к нему приставил, на всякий случай. Он за ним и ходил. И в тот вечер тоже. И в казино, и в музее этом он тоже был, только про трубку ничего не заметил. И до парадной почти проводил. Но не под ручку же! А тут… Он и подбежать-то не успел, как они улетели, а ваш отец уже… И номера, говорит, грязью замазанные. Ну как их найти, если они еще и залетные? Ничего, их Бог накажет. А на кладбище вы мне и говорите, что, мол, в кармане у отца не трубка, а декорация какая-то. Почему? Я и задумался, а на самом-то деле — почему?
Только вы мне и подумать-то толком не дали. К Деду этому пошли — уж извините, я приглядывал за вами, — а он вам человека своего выделил. Дед этот, он…
Волков вскинул глаза.
— Вы, Петр Сергеич, будьте спокойны, — моментально отреагировал Арефьев. — Я, если слово-то скажу, за него отвечу, не сомневайтесь. Но реакция похвальна. Навел, конечно, справки и про вас. Удивился, не скрою. Странный вы человек, оказывается, честное слово…
— Мы отвлеклись, — Гурский взял сигарету. — Вы позволите… в вашем присутствии?
— Александр? — повернулся к нему Арефьев.
— Адашев-Гурский с вашего позволения, — слегка поклонился тот. — Спортсмен. Значкист.
— Ага, — гость поставил чашку. — С вами, значит, Олежка тягался. И чему их там в ихних спортзалах учат…
— Телефон сразу стали слушать? — Волков откинул крышку зажигалки, чиркнул и задул огонь.
— А чего тянуть-то?
— Тоже верно.
— Мне про вас сказали, что сыскарь, мол, злой, упертый. Я и решил — пусть свое дело делает. А я посмотрю. Но уж когда вам про трубку догадка пришла, а я узнал, вы оба мне только мешать стали.
— А в Ирину зачем стрелять?
— Вот еще… Под старость лет грех на душу брать. Никто в нее и не стрелял вовсе. Это вас, Петр Сергеич, подранить слегка надо было, чтобы под ногами не путались. Да на Ирину Аркадьевну, каюсь, жути нагнать желательно было, чтобы дома посидела и больше уж никого не нанимала. Я бы потом к ней пришел, мы уж как-нибудь объяснились бы. Без посторонних. Но ведь… И на Камчатке ваша взяла, и с Васькой, мотоциклистом, вы ловчее оказались. Они ведь только из автоматов нынче умеют, чтобы клочья летели. Или в лоб. А когда надо чуть-чуть зацепить, аккуратно — зачем же мне с Дедом вашим ссориться? — тут у них не получается. Так-то вот выходит…