— Да… — произнес Волков. — А кто, вы говорите, этот Евгений Борисович?
— А!.. Это очень хороший знакомый папин, он намного моложе, но они дружат. Они работали когда-то вместе, я говорила, а потом, лет десять… нет, больше, лет пятнадцать, наверное, назад он в Голландию уехал, в Роттердам. У него там магазинчик, крохотный совсем, антикварный. И вот, когда он сюда приезжает время от времени, они с отцом любят в кабинете сидеть, альбомы листают, беседуют… Все никак не заставить мне себя говорить обо всем этом в прошедшем времени.
— Извините, Ирина Аркадьевна, вот отец ваш сватать вас за него пытался, а как вы сами к нему относитесь?
— Это важно? — Она опять улыбнулась, но уже иначе. — Да никак. Но он такой… импозантный мужчина. Виктор с ним дела какие-то пытался, по-моему, закрутить, но ничего, конечно, не вышло.
— Почему «конечно»?
— Да Виктор… Я вообще не понимаю, откуда у него деньги.
— А чем он занимается, если не секрет?
— Щеки надувает. — Ирина смешно надула щеки.
— Это как?
— У него фирма какая-то своя, и он там чем-то торгует, вот и все, что я знаю. Но у него же мозгов совсем нет. Как он умудряется? Ведь надо же уметь… как это… — она пощелкала пальцами, подбирая слова. — Ну вот я опять отца вспоминаю, он рассказывал, что из Германии все что-нибудь домой тащили, трофеи всякие: кто аккордеон, кто часов штук десять, ну — кто что. А один мужик чемодан иголок. Представляете? Целый чемодан обыкновенных швейных иголок. Его же не поднять! А он пер. Все над ним смеялись, а он пер через пол-Европы, до самого дома. И очень, знаете, оказался прав. Простые швейные иголки сразу после войны всем нужны были. А у него их — миллион. Но ведь научиться этому нельзя. Это или есть, или этого нет. Но еще нужно быть немножко спортсменом, чтобы к деньгам относиться, как… ну, как спортсмен к собственному здоровью. Не любить их, как скупец, и не транжирить, а… ну, разумно беречь, накапливать и готовиться к очередному рубежу. Так примерно. Вам скучно?
— Нет-нет, продолжайте.
— Да что тут продолжать? Ну нет этого у Виктора. А пыль в глаза пустить любит. Да еще казино… Он однажды, в самый первый раз, как попал туда, выиграл на свое несчастье. Немного, правда, но выиграл. И все. Он решил почему-то, что именно для этого казино и придуманы. Чтобы там денег можно было выиграть и разбогатеть. Представляете? Нормальные люди во всем мире спускают там свои лишние деньги, пусть даже и специально для этого скопленные или отложенные, но — ходят, чтобы потратить с удовольствием. Все красиво, шампанское, дамы. Выиграл — хорошо, проиграл — не страшно. Пощекотал нервы, получил удовольствие. А этот… Я же говорю, у него мозгов нет. Он и с отцом-то в последний раз именно там встречался. Вот папа, наверное, и расстроился. А тут еще — эти. Что у старика брать?
— Вы говорите, прямо у парадной на него напали?
— Ну да. Около колонны.
— И дальше?
— Соседка говорит, они его вроде схватить попытались, а он старенький, но еще крепкий вполне был, даже после инфаркта, хоть и сдал, конечно, и роста был совсем небольшого. Я вам фотографии покажу. Ну, он отбиваться стал тростью, он последнее время с тростью ходил, старинная такая, тяжелая, и вдруг согнулся так, осел и упал. А эти — в машину сразу, тоже странно, да? Машина у них рядом стояла, и укатили. Но он одному по голове попал. Рыжему вроде, как она говорит.
— «Скорую» соседка вызвала?
— И «скорую», и милицию. Ей показалось, что они его ножом ударили. А оказалось — обширный инфаркт. Милиция дело возбуждать и не стала. Ну, вы же знаете. Следов побоев нет, ничего не отобрали. Несчастный случай.
— А, извините, на трость взглянуть можно?
— Конечно. — Ирина принесла ее из передней и подала Волкову.
— Ого! — Петр прикинул на вес и протянул Гурскому. Тот взял в руки и стал с любопытством разглядывать изящную, но увесистую дубовую трость, увенчанную небольшим набалдашником литого чугуна.
— В том-то и дело, — вздохнула хозяйка дома, — они-то думали, маленький такой, старенький, взяли за шкирку — и готово дело, а у него ведь медалей — на пиджаке не умещаются. Просто по колено. Такой иконостас. Он ведь до Берлина дошел. Старшиной разведроты. Хотя войну начал совсем мальчишкой. Он же борьбой занимался. Потом бросил, но закалка-то на всю жизнь осталась.