Причем происходил сей акт в спальне, на широченной кровати с резными спинками из полированного дерева, но сам факт перемещения в пространстве (из передней в спальню) и процесс снятия верхней одежды и нижнего белья запечатлелся в сознании, как ускоренная перемотка видеомагнитофонной кассеты при включенном воспроизведении.
Почему-то в этот самый момент Петра больше всего волновал вопрос: что он снял с себя прежде — носки или брюки?
Носки, как известно, являются самой пикантной деталью мужского гардероба. Это запало в его душу еще в юные годы, в эпоху всеобщего дефицита, когда относительно приличные трикотажные трусы раздобыть по случаю еще было возможно, и при правильном с ними обращении служили они достаточно долго, не являясь в ситуации экспромта поводом для конфуза, но носки… То они были не того цвета. То с дырочкой. То (пардон, конечно) от них дурно пахло.
И вот иной раз возникает незапланированный момент известной биологам, да и просто всякому, кто знаком с взаимоотношениями полов и неудержимой их тягой к размножению, близости с очаровательной малознакомой барышней.
Хорошо еще, если барышня упорхнет под душ и предоставит возможность быстренько раздеться в одиночестве. Тогда еще носки можно и в карман засунуть, а уж потом снять брюки. А если все происходит в едином, так сказать, порыве? Ну, типа, в порыве страсти? В состоянии острого, если кто понимает, приступа полового влечения?
Вот тут — беда.
Все что угодно может снять с себя мужчина легко, элегантно и непринужденно: рубашку, брюки, трусы и даже, иной раз, наплечную кобуру с большой пушкой.
Но только не носки.
Вот такие мысли крутились в голове у Петра Волкова в процессе осуществления им того, что французы называют «фер лямур» и что в силу специфики этих самых мыслей затянулось. И затянулось весьма.
Ирина Гольдберг об этих его мыслях ничего знать не могла и поэтому восторженно восприняла столь необычно длительные любовные утехи как характеристику исключительной мужской силы своего случайного возлюбленного, что добавило ей страсти и раскованности. Она стала стонать и громко вскрикивать, вонзая полированные ноготки в мускулистую спину, а это, в свою очередь, вернуло Петра к действительности и позволило ему, наконец, добраться до того самого эмоционального порога, за которым заканчивается страна вожделения и начинается территория выполненного долга.
Они перешагнули этот порог вместе.
Задыхаясь, Петр перевернулся на спину и с закрытыми глазами протянул вперед руку, делая кистью хватательные движения:
— Дай…
Ирина звонко чмокнула его в плечо, легко выскользнула из постели, накинула на себя халатик, вышла из спальни и вернулась с прикуренной сигаретой и маленькой керамической пепельницей в руках.
— На.
Волков сел в постели, взял сигарету, пепельницу и, взглянув на дымящееся «Мальборо», спросил:
— А где… мое? — Формулировать он был не в силах.
— Кое-что здесь, — Ирина указала на кресло, где грудой лежали скомканные его вещи, — кое-что там, — она сделала рукой неопределенный жест в сторону гостиной. — Прости, я в ванну нырну.
— Далеко не заплывай.
— О'кей, — она улыбнулась и вышла из спальни.
Петр сидел на постели, курил сигарету и тщетно пытался придать мыслям хоть какое-нибудь направление.
В голове крутилось: «Меня трахнули. Господи, меня трахнули!..»
Глава 18
Волков докурил сигарету, погасил ее в пепельнице и поставил пепельницу на тумбочку у кровати. Затем он обречено взглянул на кучу своих вещей, комком лежащих в кресле, пытаясь увидеть трусы, отказался на время от этой затеи, накинул на себя одеяло и, придерживая его одной рукой, прошлепал босиком в гостиную.
Там он, скорее машинально, а может быть, подсознательно стараясь быстрее вернуться к обычному ходу вещей, вынул из висящей на спинке стула кобуры пистолет, взглянул на обойму и, слегка оттянув затвор, проверил патронник. Все было в порядке. Убрал пистолет обратно.
Действия он совершил, применительно к данной ситуации, совершенно бессмысленные, но привычные, и на душе стало как-то легче.
Уже увереннее он вышел в переднюю, поднял с пола свою куртку, вынул из кармана пачку «Винстона» и зажигалку. Повесил куртку на вешалку. Вернулся в гостиную и, звонко динькнув крышкой «Зиппы», закурил, пытаясь осмыслить происшедшее. Получалось не очень.