— Что случилось? — Ирина вошла в комнату, неся деньги.
— Да я и сам не знаю, — удивленно сказал Петр. — Стоял-стоял, вроде все нормально… и вдруг — на тебе. С ним вообще такое бывает?
— Виктор! — Ирина присела на корточки и похлопала брата по щекам. — Виктор, тебе плохо?
— Нет, — открыл тот глаза, — нормально. Просто, дай, думаю, вздремну, пока ты ходишь.
Он поднялся с пола, отряхнул пальто, подошел к столу и налил коньяк в два бокала. Один протянул Волкову:
— Держи. Ничья. Но твои аргументы весомее.
— О чем это вы? — Ирина подозрительно посмотрела на мужчин.
— Да так, — Гольдберг выпил коньяк и поставил бокал на стол. Достал из кармана портмоне и, вынув из него визитку, протянул Волкову: — Заглядывай в гости. Только… свитерок какой-нибудь надень, что ли.
— Да в гости-то я обычно в одежде хожу. А вот так — это только если по делу.
— Ага. Ну да, ну да.
— Вот, держи, — Ирина протянула брату деньги.
— Сенкс. Ну ладно, удачи вам.
— Может, по телефону такси вызвать?
— Вот еще. Здесь машин, как грязи. Пока, Ирка. Я звонить буду.
— Протрезвей сначала.
— А я никогда и не пьянею. У кого хочешь спроси.
— Вот и протрезвей.
— До свидания, — сказал Волков.
— Ох… — вздохнул, взглянув на Петра, Гольдберг. — Дерзай, браток. Тебе жить.
Глава 19
Пока Ирина готовила на кухне завтрак, Волков, уже одетый, зашел в кабинет покойного Аркадия Соломоновича Гольдберга.
Это была маленькая комнатка, три стены которой почти полностью были заняты стеллажами с книгами, а справа, у окна, стоял большой старый письменный стол.
Петр окинул взглядом полки: альбомы по искусству, словари, собрания сочинений, много разных по формату и толщине книг, которые были куплены по отдельности и лежали стопками, несколько аккуратных рядов черных корешков с золотым тиснением.
«Брокгаузен и Ефронен», — отметил Волков.
Он повернулся к окну, и опять глаз резануло стилистическое несоответствие стоящего на письменном столе компьютера со всей обстановкой кабинета. И еще что— то привлекло внимание. Петр подошел поближе. На одной из полок, в углу, у самого окна, из-под стопки лежащих горизонтально художественных альбомов большого формата выглядывала какая-то белая пластиковая боковина то ли плоской коробки, то ли еще чего-то.
Он аккуратно снял альбомы, положил их на стол, а следом достал «коробку», которая оказалась не чем иным, как сканером.
«Вот те на, — подумал Волков, — на фига старику сканер?»
— Ира! — крикнул он.
— Да? — вошла в кабинет Ирина.
— Смотри-ка.
— Сканер…
— А ты говоришь, отец только в шахматы играл да пасьянсы раскладывал.
— Я и не видела его никогда. Отец вообще при мне компьютер включал очень редко. Я загляну — в шахматы играет. Ночами иногда даже засиживался, но очень редко, правда. Запрется, чтобы я его не отвлекала, и играет.
— Слушай, а можно я его включу, покопаюсь?
— Я тебе предоставляю неограниченные права на пользование всем моим имуществом. В целях расследования… — улыбнулась она.
— А у меня что, есть еще какие-то цели?
— Даже уж и не знаю… — Ирина прищурилась.
— Слушай, а может, у меня семья? Жена и четверо детей. Две девочки и… две девочки. Ты хоть спросила?
— Вот то, что у тебя девочек вагон, в этом я нисколько не сомневаюсь. А что семья… Уж извини. — Она развела руки.
— И откуда ты знаешь?
— Да от тебя же энергетика прет… как, я не знаю, как от атомного реактора! Что я, по-твоему, мужиков таких не видела? Вы же ни с одной бабой больше месяца прожить не в состоянии. Вам же надо преодолевать постоянно, завоевывать, побеждать. Для вас же адреналин — наркотик. Вы — порченые. Если тебя всего этого лишить, ты же сопьешься. Либо война, либо водка. Других-то альтернатив для таких в России не существует. Ты же просто… ну, я не знаю, как волк-одиночка, как медведь-шатун. Это же по глазам видно. Только все это рудименты юношеских комплексов. Вы все доказывать продолжаете самим себе в первую очередь, что вы — мужики. Но мужику-то как раз доказывать и нечего, он мужик и есть. А вы все — мальчишки. И хорошо. С мужиками скучно. Поехали со мной, а? — Она вдруг обняла его и прижалась щекой к кожаной лямке кобуры. — Господи, ты эту сбрую только в постели снимаешь?