— А что так?
— Пять миллионов. — Валентина вскинула брови и взяла бокал.
— Да уж. Это ж сколько, примерно… — Петр взял свой.
— Что «сколько»?
— Ну, на баксы.
— Пять миллионов долларов, — раздельно произнесла Валентина и одним махом допила коньяк.
— Ск… — поперхнулся коньяком Волков, — …о-олько?
— Столько. — Она взяла рукой с бутерброда кусочек копченой лососины и положила его в рот.
— Но ведь так не бывает?
— Как угодно бывает. Как договоришься.
— Валентина… — Волков взглянул ей в глаза. — А вот вы как считаете, все— таки общались с ним, с Виктором Аркадьевичем, я имею в виду, почти полгода, он что — совсем дурак был?
— Ну отчего же. На проплату контракта, в общем, весь кредит ушел, но ведь не до копейки же… Какую-то мелочь обналичили. Всегда есть накладные расходы, а нет — придумать можно.
— Отсюда машина его новая, «элементы сладкой жизни» всякие, да?
— Конечно. А после Нового года, с середины первого квартала товар должен пойти. Конечно, он понимал, что фирма фактически ему уже не принадлежит, там Кадыров хозяин. Но…
— Понятно… Да! А кто кредит-то выдал, конкретно?
— А я не говорила? Мы же из одного банка в другой перешли. Как раз когда Гольдберг уговорил меня к нему оформиться. Нужно было рублевые средства перевести из старого банка в новый, поэтому и подписи бухгалтера везде были нужны. И в карточках, и чековая книжка новая, валютный счет открывать, и много всякого… Перешли мы в этот банк потому, что, как я теперь понимаю, у Кадырова там связи в валютном отделе. Так вот, собственный банк и выдал.
— Так просто?
— Ну, не так просто. Они пакет документов на экспертизу берут: контракт с поставщиком, договоры с покупателями, считают рентабельность. Все проверяют. А потом уже дают. Или не дают. Смотря на какой размер отката договоришься….
— Это в смысле взятки?
— Ну да. С той же суммы кредитных денег. Это «откат» называется. Только вот тут уже с посторонними, как правило, дел не имеют. Да и свои при таких суммах должны быть… Все должно быть накатано.
— И Кадырову дали.
— Кадырову дали… Ой! — Валентина кинула взгляд на информационное табло. — Мой рейс.
— Пошли. — Волков взял тележку с ее вещами.
Они подошли к регистрационной стойке, очереди у которой уже не было.
— Ну что? — грустно сказал Петр. — Родина имеет право на последний материнский поцелуй?
— Конечно, — Валентина подставила щечку.
— И только-то… — Волков коснулся губами шелковистой кожи.
— А здорово все-таки вы меня развели. Как это… как сахар в чае? — улыбнулась она.
— И не стыдно такое говорить? И это в момент расставания навеки, когда иные, едва сдерживая слезы…
— Шучу, шучу. Всего вам доброго, удачи. Спасибо, что проводили.
— Счастливого пути.
Петр сел в машину, завел двигатель и вырулил со стоянки.
— И все-таки развел девку, — констатировал вслух.
— А я что, для себя стараюсь? — возразил сам себе.
— Тоже верно… — согласился сам с собой, вывернул на Московское шоссе, доехал до разворота и влился в поток автомобилей.
«По логике вещей, — рассуждал он, направляясь в сторону центра города, — смерть Гольдберга Шамилю на фиг не нужна. В Ирину стрелять — это понятно. Но Виктор… Прекрасная ширма. Крути за его вывеской что угодно, он и не вякнет ни разу. Ему от этого кредита лавэ отслюнявили, и будь доволен. Потом еще получишь, возможно, если будешь хорошо себя вести. Ладно, если еще просто процент отстегнули. Но, вероятнее всего, в долг дали. Это уж как водится. Дескать, братан, сам видишь, тема еще не стрельнула, но если уж тебе так надо — бери. Но деньги кредитные, работать должны, так что без процентов никак. Держи бабки, мне не жалко, но счетчик включен. И все. И Шамиль — нормальный рабовладелец. Сколько бы там прибыли эта сделка ни принесла, Гольдбергу все равно не рассчитаться, долг его — пожизненный, это ежу понятно. Уж что-что, а на крюк эти ребята сажать умеют. Зачем его убивать? Убивают врага. Враг жить мешает. А Гольдберг Шамилю не враг. Он ему корова дойная. Кормилец.