Константин, усмехнувшись, мотнул головой, врубил передачу, и грузовик медленно пополз на подъем.
— Ну что, — обернулся Костя к Гурско-му, — как договоримся-то?
— А ты когда обратно планируешь?
— Ближе к вечеру. Разгружусь, отсюда кое-что захвачу. Да и поспать надо. Давай, часов в семь я тебя на «пятаке» ждать буду.
— А где это?
— Не заблудишься, тут негде. А «пятачок» — у любого спросишь, покажут. Это у них здесь место такое, вроде как центровое.
— Ну давай, — Гурский заметил на железной стенке какого-то закрытого киоска афишу выставки. — Я сумку свою у тебя оставлю пока?
— Оставляй.
— Ладно, не прощаемся, останови-ка.
Глава 37
В Николаевске-на-Амуре Адашева-Гурского опять ждала неудача. Выставку, разместившуюся в одноэтажном, по-домашнему уютном Доме творчества малочисленных народов Севера, он нашел сразу. Но Сталина там не было.
Был Иван Грозный, Юровский вместе с убиенным им последним российским государем императором, даже Ельцин был. А Сталина не было.
Администратор выставки («менеджер») был рад поболтать с земляком, которого его «репортерская» судьба забросила в эту тьму-таракань. С его слов выходило, что им действительно прислали в Комсомольск три новые фигуры, которые доставил хабаровский поезд. Они их там даже не распаковывали, загрузили вместе со всеми, переехали в Николаевск и уже здесь смонтировали. Но это оказались Пугачев, Екатерина Вторая и Иван Грозный.
— А зачем тебе Сталин?
— Да у нас серия статей, понимаешь, социально-политических. Вот и хотелось краску такую добавить — реакция населения местного, ну, регион-то специфический, на Берию да на Сталина… Ерунда, конечно, но почему нет? Можно забавно раскрутить. «Сталин по этапу», например. А куда же его могли закинуть, как думаешь?
— Понятия не имею. Вроде еще кто-то из наших по Дальнему Востоку крутится, но где… А ты что, только ради этого и приехал?
— Да нет, конечно. У меня тут еще… А это так, заодно.
— А… А то тут был один, ну буквально за полчаса перед тобой, так тот всю душу вытряс. Маньяк какой-то. Где, дескать, Сталин? Вынь ему да положь. Должен быть, и все.
— Может, и маньяк. А может, просто спереть хотел. Они же небось дорогие? Втюхать кому-нибудь.
— Это вряд ли. Голову одну разве что. Она легко снимается. Бред, конечно. Но от них тут чего угодно ждать можно. Поездил, насмотрелся.
— Я в Комсомольске разговорился с одним таким. У Дома культуры, где вы стояли. Взрослый мужик, за сороковник, в длинном таком пальто. Очень сокрушался, что выставка уехала. И тоже почему-то совершенно уверен был, что Сталин у вас есть. Но тот, по-моему, размолотить хотел Отца народов.
— Ну вот. А этому лет двадцать пять от силы. С виду. В кожаной такой коричневой куртке на меху. Вынь да положь ему Иосифа Виссарионовича. И здоровенный, главное дело. Прет как танк. Куда, дескать, девали? Прячете? Я потом специально на крыльцо вышел, смотрю — его машина ждет. Здоровая такая, с темными стеклами, «японец» какой-то, я не знаю, типа джипа. Дождались его и отчалили. Совсем охренели…
— Так он еще и не один был?
— Конечно. Он вперед слева сел, а руль-то у них у всех справа. У иномарок.
— Ладно, удачи вам. Народ-то хоть ходит?
— Ай… — администратор махнул рукой. — Им тут зарплату уже почти два года не дают.
— Как же живут?
— Живут как-то.
— Ну, счастливо, — вздохнул Гурский.
— Пока.
Обратно через Амур грузовик ехал уже по вешкам, которые представляли собой веточки, воткнутые в небольшие кучки снега, расположенные на расстоянии десяти— пятнадцати метров друг от друга.
Днем, возможно, их и было хорошо видно издалека, но в темноте, когда подслеповатые фары «зилка» выхватывали дай Бог метров пять пути, Константин, конечно же, потерял очередную и ехал наугад, ориентируясь лишь на черную полоску дальнего берега и угольками мелькающие на нем огоньки.
— Слушай, Костя, — не выдержал наконец Гурский, — давай-ка остановимся.
— А чего стоять? Вон он, берег. И машина теперь легкая.
— А полыньи? Там-то, по вешкам, все проверено. А тут мы прем, как…
— А где они, твои вешки? — Константин остановил машину и спрыгнул на лед.
Адашев-Гурский тоже выбрался из кабины и протянул ему сигарету. Они закурили и молча осматривались вокруг.
Где-то вдалеке слева мерцали огоньки Николаевска, справа, столь же далеко, — Константиновки.
«А если махнуть вон туда, — подумал Гурский, — прямиком и угодишь в Охотское море. Нет, сначала вроде Татарский пролив…»