— Я очень хорошо понимаю тебя, — тихо заметил Игнатов. — У нас в стране тоже не все хорошо. Сегодня в газетах сообщают о том, что белые разгромили в Красноярске вооруженное восстание революционных солдат. Казнено несколько сот человек…
Имре не сразу понял, где это произошло, и переспросил:
— Где это случилось?
— В Красноярске. Восстали солдаты, к ним примкнули военнопленные. Некоторые из них тоже казнены.
Имре невольно вспомнил о Керечене. «Где-то он сейчас? Может, в Красноярске?»
— Тогда не будет сегодня никакой вечеринки… — мрачно проговорил Тамаш.
— Я с тобой не согласен, — возразил ему Игнатов. — Этим ничего не изменишь. То, что свершилось, свершилось… Однако не нужно забывать о том, что Красная Армия победоносно наступает. Бойцы устали, они почти все время в боях и переходах. Сегодня пусть они сами потанцуют, а завтра заставят танцевать Колчака. Нам передают взвод латышей. Скоро у нас будет настоящая интернациональная рота. Я думаю, пусть ребята сегодня повеселятся, а уж завтра примемся за серьезные дела.
— Думаешь, так будет лучше, комиссар? — спросил Имре.
— Думаю, да.
— Ну ладно… Пусть потанцуют, но сам я не пойду. Лучше высплюсь.
— Знаешь, командир, а твои бойцы будут рады, если ты пойдешь вместе с ними. Поспать ты и после вечеринки успеешь. Комнатка у тебя тихая… В общем, смотри сам.
— А ты чем займешься? — спросил Имре комиссара.
— Я пойду вместе с бойцами.
Имре сначала отправился в баню, которую хорошо натопили хозяева. Раздевшись, он вошел в парильню и, плеснув шайку воды на раскаленные камни, разлегся на деревянной лавка, окруженный облаком горячего пара.
В голову лезли невеселые мысли.
«Столько событий за один день! Здесь одно, в Венгрии другое. А бойцы пойдут вечером на танцы, будут обнимать девушек… Когда только кончится эта война?.. — Имре вздохнул и улыбнулся. — Вот я и стал командиром роты! Эх, видели бы меня сейчас девушки! Ну хватит, размечтался, как мальчишка! Не заснуть бы мне в этой баньке…»
Встав с лавки, он вымылся и пошел одеваться.
Когда Имре вышел из бани, августовское солнце светило по-летнему, ослепительно ярко. Над селом кружили три аэроплана — советские, с красными звездами на фюзеляжах.
«Что-то сейчас дома творится? Венгерские господа офицеры расстреливают рабочих, как это делают здесь с русскими рабочими колчаковские офицеры. И в Венгрии появятся братские могилы, много могил. У нас — Хорти, в России — Колчак, Юденич, Деникин, Врангель, Семенов… Всюду враги… Нужно сражаться, бить их! А сейчас пора идти к бойцам, пусть они повеселятся, потанцуют. Выспаться еще успеют, а я вот только прилягу на полчасика и пойду…»
Имре вошел в избу и, не сняв одежды и сапог, прилег на диван, положив под голову подушку. Он закрыл глаза и моментально куда-то провалился…
Проснулся Имре только на следующее утро. Он так и проспал всю ночь, в форме, в сапогах.
НЕБО СТАНОВИТСЯ СВЕТЛЕЕ
Работа на строительстве дома шла споро. Казалось, этот маленький спокойный островок мирной жизни отгорожен и от войны, и от всего мира.
Стены здания росли прямо на глазах. До окончания строительства оставалось совсем мало времени. В конце октября погода резко изменилась: похолодало, пошел снежок. Постепенно он становился все сильнее и вскоре повалил с такой силой, что сугробы выросли до высоты человеческого роста. Но наконец снег перестал сыпаться, показалось солнце, лучи которого с трудом пробились сквозь густую вату облаков. День выдался морозный, и снег ослепительно, до боли в глазах, сверкал на солнце. Столбик термометра упал до минус тридцати. Скрипел под полозьями саней снег, мелодично перезванивали колокольцы под дугой. В санях важно восседали седоки в меховых шапках, укрытые бараньими шубами. На бородах прохожих осел густой иней. Девушки и женщины ходили по улицам в шубах, меховых шапках и подбитых мехом сапожках. Щеки их лучше любой помады румянил мороз.
В один из таких дней Ульрих пришел к Керечену и поделился новостями:
— Американцы убираются восвояси.
— Французы тоже начали драпать.
— Вся Сибирь ходуном ходит.
— Румыны тоже уезжают.