Выбрать главу

Почти ничего не соображая, они брели дальше. Спотыкались, падали, вставали и снова брели, с трудом волоча ноги. Вода у них кончилась, и во рту так пересохло, что даже разговаривать было трудно. Из стесненной тяжелым дыханием груди вырывались лишь нечленораздельные звуки, похожие на хрип…

Сколько они шли, трудно сказать… А сколько же еще нужно идти?.. До самой смерти? А кто их хоронить будет?.. Раз-два… Раз-два… Словно тикают заведенные часы: тик-так, тик-так… Раз-два… Раз-два… Но ведь приходит время, когда у часов кончается завод…

Иштван и Имре свалились на землю почти одновременно.

Иштван, коснувшись земли, потерял сознание и распластался, как мертвый.

Имре оказался покрепче. Пересилив себя, сел и с трудом открыл слипавшиеся веки. В голове бродили обрывки каких-то мыслей. Он плохо соображал, спит он или бодрствует. Руками нащупал под собой сухую щепу. В голову пришла мысль о волках, которым нетрудно будет напасть на них… Дальше он действовал машинально, вернее, действовал уже не он, а инстинкт самосохранения.

Лежа, он нагреб руками сухой щепы, прошлогодней травы и, чиркнув последней спичкой, зажег костер, который сначала сильно задымил, выбросив к небу большой шлейф густого дыма, но все же разгорелся…

На какое-то мгновение Имре подумал о том, что ведь и они сами могут сгореть от этого костра, но сил отодвигаться или погасить огонь у него уже не было. Веки словно свинцом придавило, и Имре погрузился в глубокое забытье.

СРЕДИ ПРОСТЫХ И ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ

Максим Степанович Зайцев, зажав между колен сосновый чурбак, заученным движением щепал дранку, которой собирался заново покрыть давно прохудившуюся крышу сарая. Погода как раз благоприятствовала такой работе, и сегодня было воскресенье — можно не спешить.

Вся семья Зайцевых была в сборе. Старшей дочери Анне уже исполнилось двадцать лет. Девка, как говорится, была на выданье. Красивая, черноволосая да голубоглазая. Правда, щеки ее тронуты несколькими оспинами, но они такие маленькие, что их не сразу заметишь. Две другие дочери намного моложе Анны. Им еще положено в школу бегать, но сельская школа теперь работала нерегулярно. Учителей-мужчин всех забрали на фронт, а оставшаяся одна-единственная учительница не в состоянии была наладить регулярные занятия. Так что обе младшие дочери Максима Степановича в школу не ходили и занимались время от времени дома. Правда, все эти занятия состояли в основном из чтения хрестоматии.

Довольно часто с дочерьми занималась жена Зайцева, стройная красивая уральская казачка. Сама она окончила всего лишь два класса церковноприходской школы, но, научившись читать, тянулась к книгам и, как только позволяли домашние заботы, читала.

А жить в маленькой деревушке, затерянной среди дремучих лесов, было несладко. Изба Зайцева стояла на самом краю села. Когда супруги Зайцевы совсем молодыми приехали в эти края на жительство, землю здесь давали почти бесплатно — десятину за червонец: царское правительство старалось заселить эти далекие по тем временам места…

Жена Зайцева пошла подоить корову. Вокруг села находились прекрасные заливные луга, и коровы, козы, овцы и прочая живность свободно паслись на них. Воров в ту пору здесь не было и в помине.

— А где Настенька? — спросил Зайцев у жены.

— Кто-то разжег костер на опушке леса. Туда побежала, посмотреть.

Зайцев с удовольствием продолжал щепать дранку, наслаждаясь работой.

«Наверно, ребятишки разожгли на опушке костер, — подумал Максим Степанович. — Лишь бы лес не подожгли».

Он почти забыл об этом, но вдруг услышал, как запыхавшаяся от бега Настенька еще издалека закричала:

— Там люди! Мертвые люди! Двое их!

Максим Степанович не спеша отложил топор в сторону и спокойно спросил:

— Что ты плетешь? Где?

— Там, на полянке, где мы вчера рубили дрова… Я их окликнула, а они молчат… А костер совсем к ним подобрался… Я погасила огонь… Они, видать, мертвые…

— Пошли! — решительно бросил Зайцев. — Елена! — крикнул он жене. — Приготовь-ка побыстрее постели! Может, они еще живые?

Вместе с тремя дочерьми Зайцев торопливо зашагал к опушке леса.

— Живы они, — обрадованно произнес он, осмотрев лежавших на земле мужчин. — А ну-ка, помогайте мне!