— Не меньше, — признался Мишка. — А может, даже и больше. Оно и не мудрено на таких-то харчах.
— И сразу же стал выглядеть лет на десять моложе…
— Но не все французы уехали, — продолжал Хорват. — Остались два кондитера и один повар.
— А твой знакомый тоже остался?
— Тоже.
— А ты где работал? — спросил Керечен у Дани Риго.
— У итальянцев. Работа хорошая, жаловаться не приходилось. Ребята попались хорошие, мы с ними быстро нашли общий язык. Но среди них не только итальянцы были…
— А кто же еще?
— Были среди них один африканец, сицилийцы, несколько человек из-под Фиуме… Эти немного даже по-венгерски понимали. Были хорваты… Короче говоря, люди различных национальностей, но ни один из них воевать не хотел. Когда дело дошло до боя, они почти все отказались повиноваться своим офицерам. Заявили, что не будут стрелять в русских, скорее своих офицеров перебьют. Итальянцы побросали оружие и бежали, требуя от своего начальства, чтобы их поскорее отправили на родину. Удержать их было просто невозможно.
— А мы-то думали, что они просто трусы, — заметил Покаи.
— Они такие же, как и мы, — сказал Риго. — Самые простые люди… Один из них показывал мне фото своей жены и детишек, они совсем обычные. Колчаковские офицеры хотели бросить против партизан казаков, но не смогли и этого сделать, потому что итальянцы напоили всех казаков до того, что те даже пошевелиться не могли.
— Черт возьми! — выругался Покаи. — И откуда только буржуи не нагнали сюда народу, чтобы задушить Советскую Россию! Из Америки, с берегов Миссисипи, из Алжира и Марокко, из Лиона, Парижа и Лондона, с побережья Далмации, из Праги и Белграда, из Румынии, Сицилии, Японии…
— И из Японии! — воскликнул Ульрих. — А что эти японцы творят в лагерях для военнопленных, которые они охраняют? Я сам слышал, что рассказывали венгры, которым удалось бежать из этих лагерей. Японцы с пленными объясняются только жестами. Если им кто-нибудь не понравится, тому вешают на шею железное кольцо, а потом таких уводят и расстреливают. Подумать страшно, что было бы здесь, если бы контрреволюция победила! Эти интервенты сами перегрызли бы друг другу глотки. А японцы хотят здесь обосноваться и заселить эти земли.
— А если бы вы знали, — продолжал рассказывать Покаи, — в каком ложном свете белые стремятся представить красных! Кого они только не натравляют на них! Но толку от этого мало. Бросили они на борьбу с партизанами своих конников, но красные перебили их, ну, как это делается в честном бою. А колчаковцы что сделали? Взяли да и сами изуродовали трупы павших в бою казаков и выставили их на всеобщее обозрение. Смотрите, мол, что сделали красные со своими противниками. Правда, им мало кто поверил. Многие даже и смотреть-то не захотели.
Допоздна засиделись друзья в кофейне. Время за разговором бежало незаметно. Договорились, что в случае необходимости они снова встретятся в солдатском лагере. Двое гостей остались ночевать в этом лагере, а трое офицеров разошлись по своим баракам. Благо никаких часовых у ворот не было и в помине.
Покаи и Керечен навестили еще кое-кого из своих знакомых, в первую очередь, разумеется, товарища Дорнбуша, который тоже не терял надежды на лучшее будущее.
У настежь распахнутых ворот лагеря они случайно встретили старого знакомого Белу Цукора. Бела сильно исхудал, на его бледном лице выделялись только глаза, горевшие нездоровым лихорадочным блеском.
— Сервус, Бела! — поздоровался с ним Покаи. — Ты что, не рад встрече? Скоро здесь будут красные!
Цукор безнадежно махнул рукой.
— Меня это уже не интересует, — проговорил он еле слышно, и в его голосе не чувствовалось ни капли надежды.
— Ты же еще недавно так ждал их прихода!
— Ждал, да ждать устал…
— Это почему же?
— Они тоже хороши!
— Брось ты!
— Говорят, они разоряют церкви…
Они вскоре распрощались с Белой, и Керечен, выйдя за ворота лагеря, сказал:
— У меня такое впечатление, что наш Бела тронулся. Долго ему не протянуть: ведь он же серьезно болен чахоткой.
У дверей дома Керечена поджидала встревоженная Шура.
— Приехал муж сестры. Грозится убить меня. Ему насплетничали, что у меня есть любовник.
«Интересно, что это за человек? — думал Керечен. — То ли это глупый как пробка мужик, то ли хитрый и опасный проходимец… Всякие люди есть на свете. Конечно, мне он не страшен и сделать ничего не сможет, так как всем ясно, что колчаковцы доживают последние деньки. У него небось и оружие имеется, так что с ним придется вести себя осторожно. По пустякам рисковать собственной жизнью, конечно, не стоит. Сейчас в Красноярске, как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре: здесь собрались все, кто бежит на восток. Кто бежит по приказу, кто — по собственной глупости… Интересно, где сейчас проходит линия фронта? Да и имеется ли таковая вообще? Как бы там ни было, но нужно соблюдать осторожность, так как в городе пока еще белые. Они хоть и находятся при последнем издыхании, но еще могут пустить кровь…»