Дома Керечена ожидал Силашкин. Друзья обнялись.
— Мне пришлось сбежать со своей квартиры, — объяснил Силашкин. — Оказалось, у меня слишком много врагов. Кто-нибудь из них под горячую руку может сейчас шлепнуть меня…
Пока друзья разговаривали, Шура внесла и поставила на стол кипящий самовар. Приятно запахло крепко заваренным чаем.
Силашкин пил чай вприкуску, а сам все говорил и говорил:
— Ты даже не догадываешься, кто был в нашем отряде! Помнишь, у нас на стройке работали два китайца? Пао Ли и Пао Шо — так их, кажется, звали. Я никак не научусь правильно выговаривать китайские имена… Какие отличные они солдаты! Все могут выдержать: и холод, и голод, и жару, и ранение… А уж в беде друг друга они никогда не оставят. Они оба заявили, что хотят вступить в Красную Армию.
— Сделать это не так уж трудно, — сказал Керечен. — У нас будет формироваться подразделение интернационалистов. Скажи, товарищ Силашкин, среди партизан много венгров?
— Довольно много. Важно то, что они мастера на все руки: и электричество починят, и оружие исправят, и машину поведут. Если бы не война, они помогли бы нашим мужикам… Знаешь, сибирский крестьянин нисколько не похож на европейского. Земли у нас много — сколько твоей душе угодно, у ваших господ никогда в жизни не было таких поместий, как у наших помещиков… Наши крестьяне одно время не понимали наших целей, и белые быстро обдурили их. Когда же они увидели, как с ними обращаются белые и интервенты, и сравнили их поведение с поведением красных, то начали симпатизировать нам. В нашем партизанском отряде были представители многих национальностей. Сейчас, когда части Красной Армии дошли до берегов Енисея, мы поможем им…
— А ты не знаешь, когда в город войдут регулярные части Красной Армии? — спросил Керечен.
— Скоро. Сегодня я был в горкоме партии. Товарищи полагают, что красные части войдут в город завтра.
Сердце Керечена радостно забилось. Он все еще не терял надежды встретить в одном из отрядов своего друга Имре.
— Наши товарищи уже готовят транспаранты, пишут лозунги, — продолжал Силашкин. — Завтра город должен иметь праздничный вид. Выйдет газета. Все, казалось бы, хорошо, но вот только с партизанами немало хлопот будет. Большинство из них — честные и порядочные люди, большевики или сочувствующие, но есть среди них и анархисты. Черт бы побрал этих анархистов! Да и анархисты-то они липовые: нахватались кое-каких фраз — и давай крушить все на свете! Лучше всего было бы разоружить анархистов. Наиболее сознательных партизан нужно забрать в Красную Армию…
— И сколько примерно партизан?
— Кто их может сосчитать? Много. Возможно, тысяч двадцать.
— А где они берут продукты?
— Это для них довольно сложное дело. Они нападают на железнодорожные эшелоны белых и таким образом пополняют свои запасы оружия, боеприпасов и, разумеется, продовольствия. Однако в первую очередь их интересует вооружение. Продовольствием их снабжают крестьяне, несмотря на то что белые сжигают села, жители которых встречали партизан хлебом-солью. Особенно сильно зверствовали белые до тех пор, пока партизаны не окрепли настолько, что беляки стали бояться подходить к ним близко…
Было далеко за полночь, когда Шура напомнила мужчинам, что пора ложится спать, и Силашкин ушел домой.
На следующий день Керечен встал рано, ему не терпелось собственными глазами увидеть, как части Красной Армии входят в город.
На улице ему встретился Покаи.
— На станцию прибыл бронепоезд красных! — закричал он еще издали. — Части тоже подходят…
— Пошли скорее! — торопил его Керечен.
В городе было много народу, а центральная улица вообще была запружена людьми. Свободной оставалась только проезжая часть, по которой должны были пройти войска.
Издалека донеслись звуки духового оркестра, игравшего «Интернационал».
На глаза Иштвану набежали слезы. Он поймал себя на том, что губы его шевелятся, он негромко напевает революционный гимн.
Затем в конце улицы показался целый лес знамен. И в тот же миг тысячи людей громко закричали:
— Да здравствует Красная Армия! Да здравствует Ленин! Долой буржуев! Смерть предателям!
Через несколько минут раздалось цоканье подков по мостовой. Первыми ехали красные конники, и над их головами колыхался лес пик, украшенных маленькими красными флажками…
Войска все шли и шли. От восторженных криков толпы содрогались стекла в окнах домов.
Один эскадрон ехал на лошадях белой масти, другой — на вороных, третий — на каурых.
Молодые конники ладно сидели в седле, постреливая глазами в сторону девушек.