— Это твоя работа? — Поручик концом хлыста ткнул в сторону страшной раны на плече пленного.
Унтер промолчал.
Тамаш лежал на палубе рядом, с Кереченом. Оба внимательно наблюдали за тем, что происходит. Они хорошо знали своего соотечественника. Это был Лаци Тимар, их однокашник по полку. Ранило его еще под Челябинском. Тогда он и попал в плен. Плечо кое-как перевязали грязным платком, кровь с грехом пополам остановили, а о большем врач и слушать не захотел.
Поручик Реченский хорошо понимал, что раненому необходимо оказать серьезную медицинскую помощь, однако, поправив пенсне на носу, он, как ни в чем не бывало, зашагал дальше.
Унтер Драгунов как бы нечаянно ткнул концом плетки, которую держал в руке, в изуродованное плечо Тимара.
— Послушай-ка, Имре, — шепнул на ухо Тамашу Керечен. — Лаци-то еще жив! Я сам видел, как он открыл глаза. Они его живым хотят сбросить в реку!.. Понял ты?
— Как не понять…
— Вот и с нами так же поступят.
— Это уж наверняка!..
В этот момент унтер, схватив несчастного Тимара за пояс, легко перебросил его через невысокий борт. В широко открытых глазах раненого застыл ужас. Собрав последние силы, он хотел было крикнуть, но не смог произнести ни звука. Еще мгновение — и Тимар полетел вниз. Шлепнувшись в воду, он быстро начал тонуть, оставляя на поверхности множество маленьких пузырьков.
Лица молодых венгров исказила гримаса сострадания. На глаза навернулись слезы.
Поручик Реченский перегнулся через борт и, бросив безразличный взгляд на воду, тихонько начал насвистывать мелодию популярного тогда вальса.
— Плыть нам осталось недолго, — сказал поручик, перестав свистеть. — Было бы великолепно, если бы до места назначения они все передохли! Не понимаю, зачем они понадобились в Чердыни? Никакой пользы от них теперь не будет! А вы, должен вам заметить, унтер-офицер Драгунов, действуете слишком грубо. Разве вы не можете все это делать как-то поделикатнее?
Унтер глупо ухмыльнулся, польщенный тем, что офицер обратился к нему на «вы».
— Никак невозможно, ваше благородие! Уж больно они живучи, эти мужики. Как кошки, все одно… Их всех по два раза нужно убивать. Вы изволили сами видеть, каким живучим оказался этот тип. Кошку тоже лучше всего топить в воде, так надежнее!
— Черт с ними! Это твое дело! — И Реченский повернулся к унтеру спиной.
Унтер окинул взглядом лежавших на палубе пленных. Некоторые из них спали, тяжело дыша открытым ртом. На миг унтер остановился перед ними. Остальные, кто не спал, старались не шевелиться, зная, что любое движение может вывести унтера из себя, а рука у него, что они тоже хорошо знали, была очень тяжелая.
Проходя мимо спящих на палубе пленных, унтер грубо пинал то одного, то другого. В ответ на это раздавались тихие стоны.
Подойдя к двум венграм, лежавшим рядом друг с другом, унтер спросил у часового, который стоял, прислонившись к фальшборту:
— А эти два пса в каком состоянии?
— Господин унтер-офицер, по-моему, они долго не протянут. Помирают они…
Драгунов два раза взмахнул хлыстом: первый удар пришелся по спине Тамаша, второй — по Керечену.
— Когда загнутся, сбрось их в Каму. — Унтер брезгливо сплюнул на палубу и лениво зевнул.
На этом осмотр пленных закончился. Неожиданно унтеру захотелось выпить чаю, и это обстоятельство избавило обоих венгров от дальнейшего избиения, которому все пленные подвергались без всяких на то причин каждый день.
После ухода унтера на палубе воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным стуком паровой машины, отчего весь корпус парохода мелко вздрагивал.
Часовой сунул в рот папиросу и, прислонив винтовку к борту, полез в карман за спичками. Спичка разгорелась и осветила обросшее щетиной лицо, усы, красный, похожий на картофелину нос и голубовато-серые глаза солдата.
— Халло, Игнат, — тихо позвал часового Керечен.
Солдат подошел к пленному, наклонился и удивленно спросил:
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Я тебя знаю, — тихо ответил Керечен. — Знаю, что у тебя дома трое детишек осталось. Позавчера ты на палубе разговаривал со своим земляком, и я все слышал.
— Гм…
— Ты же не по своей воле стал солдатом?.. Забрили тебя.
— Да, но…
— По своей воле никто в солдаты не пойдет… Я по себе знаю…
Солдат испуганно приложил палец к губам.
— Тихо ты! — шепнул он. — А то с тобой беды не оберешься!
— Всех нас убьют, да?
— Я к этому непричастен… — Солдат осенил себя крестом. — Боже сохрани меня от этого!..
— Знаю, — шепотом продолжал Иштван. — Ты этого делать не станешь, а вот Драгунов… Пока доберемся до Чердыни, он нас всех до смерти замучит.