- Если тебе жалко денег - не давай, - сдерживая слезы, крикнула дочь и, перед тем как захлопнуть за собой дверь, добавила: - Сами как-нибудь проживем!
- Да разве я об этом?! - оторопел Федор Константинович и как подкошенный опустился на стул. - Нельзя же так...
Он потянул за ворот рубашки. Оторванная пуговица покатилась по полу, стукнулась о плинтус и, перевернувшись в воздухе, упала у его ног. Игорь осторожно, словно минуя опасную зону, прошел мимо и тоже выскользнул за дверь.
Тамарино "сами проживем" ранило больнее всего. Оно, это "сами", по существу, ничем не отличалось от "чего вы от нас хотите?" Светланы Сергеевны. "Сами" означало: она и Игорь - ОНИ. ОНИ и ОН - два враждебных лагеря. Им Федор Константинович не был нужен. Ни Игорю, ни Светлане Сергеевне, а теперь и дочери.
Вот тогда он и ушел к сестре. Ушел, в глубине души надеясь, что Тамара прибежит, позовет обратно, извинится. Но прошел день, за ним другой, потом еще и еще.
Через две недели Федор Константинович зашел на Первомайскую. Там ничего не изменилось: полумрак, гробовая тишина. Разве что чуть чище, чем обычно. Его постель была свернута, вещи стояли нетронутыми. Тамара лежала у себя в комнате. Под простыней тугим мячом вздувался ее огромный живот.
- Если хочешь поесть, борщ на плите, - сказала она, не делая попытки встать.
Как ни хотел, ни раскаяния, ни желания помириться в ее голосе он не уловил.
- Спасибо, я сыт.
Он побыл минут пятнадцать и ушел, так и не дождавшись разговора по душам. Это был окончательный разрыв, хотя отношения с тех пор внешне не стали ни хуже, ни лучше...
Тамара заснула. Федор Константинович угадал это по ее ровному, глубокому дыханию.
Он посмотрел на часы и, стараясь производить как можно меньше шума, встал с раскладушки.
ВОСКОБОЙНИКОВ
Начальник отдела кадров овощной базы Воскобойников смотрел сквозь толстые линзы очков на синюю учетную карточку и скучно, без всякого выражения, читал:
- Волонтир Георгий Васильевич, русский, беспартийный, образование неполное среднее, не женат, детей не имеет, инвалид второй группы, проживает по улице Первомайской, дом сто пять дробь два, квартира один.
Продолжая держать карточку перед собой, он поверх очков посмотрел на Сотниченко, не то закончив, не то сделав паузу.
- Это все? - спросил инспектор.
- Почти, - отозвался Воскобойников. - Взысканий не имел, благодарностей тоже. Ну а должность вы его знаете - сменный сторож.
- Вы лично его хорошо знали?
- Обязан знать своих людей. - Воскобойников отложил карточку и несколько оживился. - Работаю в кадрах уже восемнадцать лет, успел познакомиться с каждым, а Волонтир у нас давно, пришел на базу в пятьдесят шестом.
- Вот вы сказали, что Георгий Васильевич инвалид. А по какой болезни он получил инвалидность?
- Хромал на левую ногу. Довольно сильно.
- Травма?
- Нет, врожденное.
Сотниченко сделал пометку в блокноте.
- Как он зарекомендовал себя на работе?
- На его-то должности? - Воскобойников скупо улыбнулся. - Дежурил как положено: "пост сдал - пост принял" - вот и вся премудрость.
Он посмотрел на инспектора, проверяя, удовлетворяет его ответ или нет.
- А подробней можно? - спросил тот.
- Подробней? Можно и подробней. - И, словно только сейчас удостоверившись, что Волонтир интересует посетителя всерьез, начальник отдела кадров продолжил: - Было у нас тут два случая. Разбирали его товарищеским судом. Первый раз лет шесть назад. Поймался наш Георгий Васильевич на мелком хищении - пытался вынести с базы мешок с тепличными огурцами. На продажу, естественно. Уже через забор перекинул, тут его дружинники и задержали. Урок он, как говорится, извлек и с тех пор на кражах не попадался. Но был за ним еще один грешок. В прошлом году его снова судили товарищеским судом - за употребление спиртных напитков в рабочее время.
- А говорите, не зарекомендовал, - упрекнул Сотниченко. - Ну и как, подействовал на него второй суд?
- Где там! Горбатого, говорят, могила исправит. На посту, правда, пить перестал, зато к концу смены, перед самым приходом напарника, одну-две бутылки вина, как правило, оприходует. И не придерешься отработал человек, вроде право имеет, тем более что держал себя в рамках, не дебоширил.
- Не пойму, он что, заядлый алкоголик? Каждый день пил?
- Ну, каждый день я его не видел. Георгий Васильевич выходил на работу через двое суток на третьи. График у него такой. Но прикладывался частенько - что было, то было. Вот позавчера, к примеру, тоже.
- Восемнадцатого?
- Постойте, дайте сообразить, чтоб вас не подвести. Заступил он на пост в двадцать ноль-ноль семнадцатого, а сменился в двадцать ноль-ноль восемнадцатого. Да, восемнадцатого.
- Я полагал, сторожа несут охрану только ночью, - заметил Сотниченко.
- Сторожа - те да, ночью работают, - подтвердил Воскобойников. - А у нас штаты не позволяют и сторожей держать, и вахтеров. Они у нас совмещают: заступают на сутки, ночью сторожуют, а весь день и вечер проверяют пропуска на проходной. И сторож и вахтер в одном лице.
- Вы говорили о восемнадцатом, - напомнил инспектор.
- Насчет выпивки? Было такое дело. - Воскобойников снял очки и устало потер веки. - Откровенно говоря, давно бы пора его уволить. Но ведь инвалид, да и не так просто это сделать - закон на его стороне. Пил после работы, милицией в нетрезвом состоянии не задерживался. С другой стороны, замену где найти? Людей-то нет. Видели объявление у ворот? Требуются постоянно. - Он водрузил на нос очки, отчего видимая сквозь линзы часть лица исказилась и выпуклым наростом выступила над щеками. - А восемнадцатого что... Как обычно. Я несколько раз в течение дня обошел территорию базы и, конечно, заглядывал на проходную. Волонтир был трезвым. Вечером у нас профсоюзное собрание состоялось по принятию коллективного договора. После собрания я еще полчасика у себя посидел, возился с бумагами. Короче, освободился без десяти восемь. Не специально так получилось - совпадение. Как раз они пост сдают. На дежурство уже заступил Козлов, сменщик Волонтира. Я заглянул в боковушку - есть у них там что-то вроде подсобного помещения, кладовка, - а там Георгий Васильевич собственной персоной. "Чего домой не идешь?" - спрашиваю. Он звякнул стаканчиком, деликатно так, и отвечает: "Сейчас допью и пойду с богом". Не успел я свет включить, а он уже складывает в кошелку пустую бутылку из-под вермута и стакан.