Целый час ушел на возню с дырой. Он заложил ее обломками кирпича, наскоро замазал разведенным на воде алебастром и на всякий случай придвинул к стене кровать.
Оставалось подклеить бумажку на двери. Как ни старался, получалось заметно, а времени было совсем мало. Он вынес из комнаты стул, поставил на него табурет и, забравшись наверх, выкрутил из патрона лампочку...
Четыре дня прошло после выезда на место происшествия, и все четыре дня, вспоминая свою позорную слабость, свое граничащее с полным признанием вины поведение, Красильников не находил себе места. Что-то изменилось в отношении к нему следователя - он чувствовал это совершенно отчетливо. Всего лишь раз, на следующий день после выезда, тот вызвал его к себе, но не строил, как обычно, ловушек, не ловил на противоречиях, а ограничился уточнением малозначительных, казалось, деталей: спрашивал о лампочке, о Щетинниковой, о ссоре с тестем, о времени его ухода. За всем этим что-то стояло: не то формальности последней стадии следствия, не то подготовка к последнему, решающему разговору. Игорь надеялся на первое и не хотел верить во второе. Создавшуюся расстановку сил предпочитал расценивать как патовую позицию, когда с его стороны не было ни малейшего желания сдаваться, а со стороны Скаргина не хватало данных для предъявления обвинения в умышленном убийстве.
"Ничего, пусть помучается, - думал Игорь, поднимаясь по ступенькам административного корпуса. - Пусть ищет. А я подожду, мне торопиться некуда - впереди два-три года в местах не столь отдаленных. Зато вернусь заживу! Небесам жарко станет!" На возвращение после отбытия наказания он возлагал большие надежды, лелеял планы беззаботной, материально обеспеченной, или, как он называл, платежеспособной, жизни у Черного моря. И сейчас, в считанные минуты перед встречей со Скаргиным, ему вспомнился последний разговор в волонтировском доме в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое. Разговор, крепивший зыбкую почву его надежд...
Началось с угроз. Жора затащил его в комнату, швырнул на диван, придвинулся, дыша перегаром, разъяренно сверля глазами.
- Ты что ж, падла, в прятки со мной играешь? - Он схватил со стола кухонный нож. - Кровь пущу!!! - и приставил острие к горлу. - Где сейф? Говори, гаденыш, не то пырну!
- На работе спрятал, - выдавил из себя Игорь. Соврал сознательно, побоялся, что на самом деле пырнет, если принести ящик немедленно.
- Как - на работе?! - взревел Волонтир. - Зачем? Почему не принес мне? Вильнуть вздумал, гнида?!
- Тебя не было, я заходил... - Игорь изо всех сил давил затылком в спинку дивана, чтобы ослабить укол лезвия. - А дома держать побоялся. Вдруг жена найдет. Все дело насмарку...
Волонтир ослабил хватку.
- Сам должен понимать, не маленький, - оживился Красильников. - Ты подумай, подумай своей дурной башкой, куда мне его девать?! С собой носить? Или в камеру хранения на вокзал сдать? Усек?!
- Рассказывай. - Жора плюхнулся на валик. - Все рассказывай, гад! - И потянулся к бутылке.
Трогая саднящую ранку на шее, Игорь подробно описал весь день: хлопоты с похоронами, отправку жены с дочерью к тестю, поиски тайника. Когда дошел до сейфа, Жора, успевший проглотить полстакана водки, перебил:
- Ручка есть на крышке?
- Есть, есть, - успокоил его Игорь.
- А эмблемка с орлом?
- С орлом и свастикой. Сбоку пришлепана. Фирма!
- Он! Это он! - Волонтир опрокинул в себя стакан, крякнул, закусил огурцом. - Ну, парень, давай еще - за успех!
Выпили.
- Ты, видать, в рубашке родился, - повеселел Жора. - Тяжелый ящик-то?
- Килограммов пять-шесть будет.
- Господи! - Он сорвался с места, суетливо забегал по комнате. Господи, шесть килограммов! Да ты соображаешь, что значит шесть килограммов?! - Внезапно остановился, пошатнулся, осел на диван. - Ты, конечно, открыл?
Игорь догадался, о чем подумал напарник.
- Да не бойся, не взял я оттуда ничего.
Волонтир сощурил глаза:
- Ты не бойсь, я проверю. - И слегка заплетающимся языком повторил: Проверю... Думаешь, забыл я? Все помню, сколько чего...
Разлив оставшуюся водку, Игорь заглянул в холодильник и достал еще одну бутылку.
- Не волнуйся, все на месте. Разделим по-честному, Джордж, как договаривались...
С каждой минутой Волонтир хмелел все сильнее. Спустя полчаса, обнимая Игоря, допытывался:
- Ну скажи, скажи, колец много?
- Не считал, - отвечал Красильников, стараясь освободиться от его цепких объятий.
- Да я не спрашиваю, сколько штук. Ты только скажи: много? Только не ври, я помню. Они в связках были, на шпагат продеты.
Игорь, не вскрывавший ящик, мысленно прикидывая его вес, поддакивал:
- Много, много. Нам с тобой хватит.
- А камешки в парусиновом мешочке есть?
- Есть.
- А десятки золотые?
- Навалом, - говорил он и сам почти наяву видел россыпь золотых монет.
В половине второго ночи Жора, едва двигавшийся от выпитого, неожиданно резво кинулся к двери, запер ее, а ключ опустил в брючный карман.
- Ты вот что... не обижайся, парень... Будешь сидеть тут, со мной. До утра... Вместе пойдем... Вместе...
Он свалился на диван и, похоже было, потерял сознание.
Игорь, чуть не плача от досады, с ненавистью смотрел на полуоткрытый Жоркин рот, из которого вырывалось хриплое, нездоровое дыхание, искал выход, и когда решение пришло, оно показалось ему единственно разумным, снимающим все проблемы. Да, это и есть финиш, его финиш. Бег на длинную дистанцию закончился, позади остались Антоны и Тамары, Лены и Жоры, а ему наградой - золото...
Не колеблясь, он вытащил из кармана лежавшего без движения Волонтира ключ, отпер входную дверь и, обернув носовым платком пальцы, крутанул до отказа ручки газовой плиты...
СКАРГИН
Дом, как и ожидалось, был пуст. Теперь он стал точной копией второго - таким же заброшенным и обветшалым. По двору, повернувшись к нам мордой, пробежала собака с уныло опущенным хвостом. Холодная пустота подъезда была наполнена звуками, и каждый из них будто напоминал, что во всем здании не оставалось ни души. Где-то на втором этаже вовсю гуляли сквозняки, стукнула оконная рама - может, в квартире Ямпольской?..