— Я? — не понимаю я. — Прозрела?
— Прошло много лет, — объясняет подруга, — но была вероятность, что ты поймешь.
— Что поймешь? — Я абсолютно растеряна. Ладошки у Жанны маленькие, но очень теплые.
— Что ты ему нравилась, — выдыхает Настя. — Ну, тогда, в одиннадцатом классе.
— Вы все с дуба рухнули? — Я отшатываюсь назад. — Хоть понимаете, что несете? Этот придурок меня унижал…
— Ну как он тебя унижал? — спрашивает Настя.
— Мы с Ильей как-то сидели в рекреации. Я у него на коленях, — говорю я первое, что приходит в голову. — Соколов тогда подошел и усмехнулся, удобно ли сидится. Понимаете, он намекал на мой вес? И так постоянно.
— Маш, стой, — произносит Жанна. — С чего ты взяла, что он спрашивал именно тебя?
— А кого еще?
— Мы обещали не рассказывать, — говорит Царек.
— В смысле?! — Кровь у меня в жилах медленно начинает закипать. — Что не рассказывать?
— Что этот подонок Илья встречался с тобой не просто так, — признается Настя. — Он проспорил каким-то пацанам из соседней школы — они сами выбрали ему «жертву». — Она показывает в воздухе кавычки. — Мы ни о чем не знали, иначе, конечно же, тебя предупредили бы. Когда ты сказала, что Соколов тебя достает, мы с девчонками как-то прижали его после уроков…
— И он раскололся, — заканчивает за нее Царек.
— Что это у него терки с Ильей, а не с тобой, — говорит Жанна. — И чтобы мы не вмешивались: он сам все решит.
Нижняя губа начинает подрагивать, и я молюсь, чтобы не заплакать.
— Это он из жалости, да? — хриплым голосом спрашиваю я.
— Мы не знаем, — честно отвечает Царек. — Но он хороший человек, Маш. Если бы не Даня, Макаров бы от тебя не отстал. Они как-то раз так сильно подрались, что Макаров потом неделю в школу не ходил.
А потом начал меня сторониться… Детали медленно складываются в общую картинку.
— И почему вы мне ничего не сказали?
— Мы поклялись, — признается Жанна. — Даня заставил нас пообещать, что ты ни о чем не узнаешь. Он боялся, что ты расстроишься, когда узнаешь, какой Илья козел.
— Зато разрешал мне думать, какой козел он сам, — бормочу я себе под нос, а затем говорю уже громче: — Но я же его избила! Тогда, после школы.
Жанна хихикает.
— Избила — это, конечно, сильно сказано. Мы все там были и все видели. Ты, конечно, была не пушинка, но и Соколов не веточка — легко его не сломать.
— Вы должны были мне сказать, — стону я. — Должны. Вы же мои подруги.
— Если хочешь, могу поклясться, что больше ни в чем клясться Соколову не буду. — Царек поднимает руку вверх будто школьница.
Я машу на нее рукой, хватаю бокал с вином и делаю большой глоток.
— Да ладно уже.
— Маш, ты, это, прости нас. — Настя Рудакова шмыгает носом. — Давай я тебе лучше погадаю? На любовь?
Остальные дружно галдят, и я снова машу рукой.
— Убивайте меня уже.
— О! — Счастливая Настя показывает первую карту. — Снова король кубков. К счастью, он никуда не делся, а это значит, что ты можешь взять и позвонить ему.
Глава 6
Битый час я смотрю в экран телефона и не могу подобрать нужных слов. Были напечатаны и удалены:
«Нам надо поговорить»
«Ты где?»
«Прости за то, что случилось»
«Прости»
«Пошел ты».
И наконец коронное:
«И когда ты собирался мне рассказать?»
А ведь он собирался. Вспоминая наше недолгое общение, я понимаю, что он не раз пытался в чем-то признаться, но каждый раз нам что-то мешало. Тогда я думала, что какие, в конце концов, между нами могут быть секреты? Оказывается, могут.
Когда на экране высвечивается незнакомый номер, я едва не роняю телефон. Наверное, опять какие-нибудь банковские мошенники.
— Маша?
В горле резко становится сухо. Я моментально узнаю его голос — голос, от которого у меня теперь мурашки по всему телу.
— Да.
Каждый раз, когда мы с ним разговариваем, я превращаюсь в умственно отсталую. А я, между прочим, зарабатываю себе на хлеб созданием профессионального имиджа!
— Мне Настя позвонила.
— Какая? — спрашиваю я.
— А это важно? — отвечает он вопросом на вопрос.
— Наверное, нет.
— Ты сегодня занята?
— Да. — Прежде чем Соколов успевает что-то сказать, я добавляю: — Жду тебя сегодня на ужин. Вместе с Машей.
Я пытаюсь убедить себя, что мне нужно просто извиниться. Сказать, что мне жаль, что я так обошлась с ним, а еще — что побила тринадцать лет назад. Он ведь даже не сопротивлялся! Теперь понятно почему.
— Хорошо, мы будем.