Выбрать главу

Ингер встала и вышла на кухню. Торбен видел бантик фартука на ее спине и знал, что она стоит, прислонившись к холодильнику. Торбен был весь настороже, он ждал.

— Опять ты влюбился в кого–то, — с горечью произнесла она, — а не то ты нипочем не стал бы…

Ее слова прервались громким рыданием, а Торбену подумалось, будто сердце его на миг замерло, а затем вновь забилось в прежнем пугливом ритме. «Она все знает, — подумал он, зря, конечно, я не сжег ту записку. И правда, отчего я ее не спалил?» Он же все время собирался это сделать, вспоминая о своем намерении всякий раз, как только бросит взгляд на мусорную корзину.

Она зарыдала громче, и Торбен, желая остановить рыдания, подошел к жене и обнял ее за талию. Ингер резко оттолкнула его, и он успел лишь заметить, что ее волосы пахнут влажной золой. Руки его вяло повисли, молча смотрел он, как она, вынув носовой платок, высморкалась с обычной тщательностью. Затем, продев кончик платка поочередно в каждую из своих розовых ноздрей, она основательно прочистила нос. «Сильная у нее натура», — подумал он.

— «Милочка, любимая моя», — злобно передразнила она его, — «твое прелестное тело», — меня чуть не стошнило, когда я прочитала эти строки!

Кровь бросилась ему в голову, он шагнул к ней.

— Да, — произнес он дрожащим голосом, — я люблю ее, и тело у нее и правда прелестное! Так как же ты теперь намерена поступить?

Она стала ловить воздух ртом и заслонила лицо рукой, словно он ударил ее, и почти нестерпимая жалость к ней мгновенно смела все его бешенство.

— Прости, — сказал он, прости меня, Ингер. Просто ты застала меня врасплох.

Он хотел добавить еще что–то, но слова застряли у него в глотке..В соседнем доме у окна стояла женщина, которая с любопытством наблюдала за ними.

Ингер с отчаянием во взгляде шумно рухнула на кухонный стул. Она смотрела мимо мужа на газовую плиту.

— Ты говоришь «люблю», устало сказала она, — а сам даже не знаешь, что такое любовь.

— А ты знаешь? — осторожно спросил он и незаметно отошел от окна, скрываясь от глаз соседки, заглядывавшей к ним на кухню. Он чувствовал, что мучительное объяснение уже начинает превращаться в теоретический спор. А раз так, скоро можно будет и улизнуть.

— Любовь — это труд, неожиданно сказала Ингер, а людям, которые без конца влюбляются, просто лень взять на себя этот труд.

Против воли он заинтересовался ее ответом.

— А тебе не лень? — спросил он.

Она смерила его взглядом, полным ненависти и какого–то смутного страха.

— Нет, сказала она. — Мне не лень.

Она кичилась своей правотой, нравственной силой, своим отважным противостоянием мужскому произволу — жена, восседающая на кухне, женщина в фартуке, с такими знакомыми интимными складками на животе и под мышками, под изношенными рукавами платья, — и Торбен с изумлением вспомнил, что всего лишь два месяца назад он говорил ей, что любит ее.

— Не поройся ты в моей корзине, — сказал он, ты сейчас думала бы так же, как и я. Что от ребенка надо избавиться.

— Может быть, — согласилась она. Может, и сейчас я приму такое решение. Что ж, давай убьем этого ребенка. Найди кого–нибудь, кто сделает аборт. И раздобудь деньги, чтобы ему заплатить.

Она вяло взмахнула рукой в знак того, что от нее самой, от ее воли сейчас уже ничего не зависит.

«Вот она какая, — подумал он, как только мелькнула искра надежды, — она жертвует собой ради меня, а после будет упиваться своим мученичеством».

Он взглянул на часы.

— Можешь положиться на меня, — сказал он уже без иронии, чуть ли не с лаской, — я разовью бурную деятельность. Прямо вот сегодня…

— Не сомневаюсь, — сухо ответила она и, поднявшись, задвинула стул на место. Твой поезд отходит через десять минут.

Она не смотрела на мужа.

Секунду он молча глядел на нее, всей кожей чувствуя, как жжет его ее обида — обжигающим пламенем невидимого костра.

И потом, шагая в гору, по дороге к станции, он снова подумал: «Она соглашается на аборт, чтобы обрести еще один повод винить меня. Этого она никогда мне не простит».

Впрочем, долго задумываться над этим не приходилось, Торбен сел в поезд, и радость уже забрезжила в его сердце. Легче стало дышать. Может, даже и не беда, что она прочитала его письмо. В сущности, она достойно встретила удар, если сравнить ее поведение с обычной реакцией других женщин. Она поможет ему убрать с пути непредвиденное препятствие. И вновь вознесется тем самым на прежнюю высоту своего безмерного, поистине‘ сверхчеловеческого постижения мужниной натуры!