— Здравствуй, Ева, — тихо произнес Торбен, пожимая ей обе руки. Он не стал ее целовать — она просила его не делать этого на глазах у всех. Торбен безраздельно ее понимает и бесконечно внимателен к ней в мелочах. Он всегда печется о том, хорошо ли ей, поистине ли она счастлива с ним. А молодые люди — те больше всего думают о себе, даже когда речь идет о жизненно важных вещах.
Торбен сел рядом с Евой и под столом погладил ее колено. Ласка отца, защитника. Устремив на него внимательный взгляд, Вва заметила, что мыслями он сейчас не совсем с ней, что он не отдан ей всем существом, как раньше. Что–то стороннее по–прежнему удерживает его в своей власти. Прежде он забывал все, когда бывал с Евой.
Доверчиво взяв его под руку, она потерлась щекой о грубую ткань его рукава.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Я думаю о тебе, — мягко ответил он, — о том, как прелестна ты была нынче ночью. О словах, что ты мне сказала. Ты это всерьез?
— Да! — Ева взволнованно закивала, сама удивляясь неожиданно нахлынувшему желанию. — Понимаешь, самое странное — что никогда прежде я не помышляла о детях, даже не думала, что заведу их, когда выйду замуж. У всех беременных такой нелепый вид. Этот огромный живот, — тут Ева прыснула, — не понимаю, как только кожа не лопнет.
— Она растягивается постепенно, пояснил он и вдруг отвернулся от нее. Ева почувствовала, как по всему его телу прошла слабая дрожь, и в страхе выпустила его руку. Теперь она уже не сомневалась: чтото случилось у Торбена. «Он чем–то расстроен, — подумала она с грустью. Пусть он расскажет мне о своих огорчениях и этим облегчит душу».
Он привлек ее к себе и поцеловал, запрету вопреки, и в ней разом вскипела кровь. Губы ее увлажнились.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Мягкая ироническая улыбка мелькнула на его усталом, потемневшем, угрюмом лице, и он тут же спросил:
— А знаешь ты, Ева, что такое любовь?
— Да, — неуверенно протянула она, — но с того дня только, как полюбила тебя. Понимаешь, раньше, — перед ее внутренним взором прошла вереница смутных образов похожих друг на друга юнцов, — понимаешь ли, раньше я просто влюблялась.
Она вздохнула:
— Как часто мне хочется сказать тебе что–нибудь очень умное, глубокомысленное, но я этого не умею! — Ева улыбнулась, и глаза ее, обращенные к нему, превратились в узенькие щелки. Вот и сейчас, похоже, ты ждешь этого от меня.
Торбен добродушно ухмыльнулся, зажег сигарету и огляделся вокруг.
— Ошибаешься, — сказал он, совсем напротив, я как раз боялся чего–то в этом роде. Терпеть не могу женщин, изрекающих умные и глубокие мысли! С ними я всегда чувствую себя идиотом. Такого ни один мужчина не стерпит!
‘Рядом с их столиком внезапно возник официант и смерил их обиженным, осуждающим взглядом. А все же какое уютное кафе… Торбен попросил у официанта меню и бутылку пива.
Читая меню, Торбен выбирал закуску для себя и для Евы (любовь отнюдь не лишила его аппетита: «только У совсем юных существ, — говорил он, пропадает от любви аппетит»), а она между тем с нежностью оглядывала его седеющие виски, его изящный, безупречный профиль, короткие, густые ресницы. Морщины на его лице пролегли не там, где годы обычно предписывают им проступать. Они располагались на щеках и у глаз. А между носом и углами рта кожа оставалась гладкой, упругой. Он еще молод — Торбен. Ева рада отдаться под его защиту — пусть он решает все сам хотя бы в том узком мирке, где они могут быть вместе, и тут ей подумалось, как, наверно, бесконечно счастливы его жена и дети. Все–все получают они из его рук, его слово для них закон. Они принадлежат ему, а он припадлежит им. Зависть больно кольнула ее в сердце.
Торбен подозвал официанта.
— Прошу вас, сказал он, принесите нам все это и еще две рюмки водки.
— Мне не надо, — быстро проговорила Ева, — я не могу, чтобы в конторе от меня несло водкой!
— Дурацкая контора! — буркнул Торбен.
— Вовсе и нет, у меня очень хорошая служба, — улыбнулась Ева, — и мне страсть как нравится стенографировать. Ты же тоже любишь свою работу! Это видно по тому, что выходит из–под твоего пера.
Она восторженно подтолкнула его локтем и показала на газету в руках одного из посетителей кафе.
— Гляди! — шепнула она. Вот человек читает твою газету — «Миддагспостен»! Уверена: люди только для того ее покупают, чтобы читать твои статьи!