Впрочем, дрова он поколол в охотку: не работа, а игра! Игра в точность глаза, в ловкость и силу. Не поддаётся какое-нибудь кручёное, кривослойное, с суками полено, а ты его осилишь и ещё бросишь через голову обухом.
Воду носить скучней, но тоже ничего; недовольно, словно жалуясь на Саньку, повизгивают дужки, до краёв налитая вода так и норовит созорничать — выплеснуться через край на его джинсы (к ним прибавились две прекрасные кожаные заплатки). А он не разрешает воде выплеснуться: идёт очень быстро и держит вёдра строго горизонтально. И два ярких солнца, весело купаясь в них, играют с Санькой, ослепляя нестерпимым блеском. Точно волшебный лазер, а не отражения! А потом он опрокидывает эти полнёхонькие вёдра в бочки: вскинешь, перевернёшь, испытывая, как штангист-тяжеловес, силу своих бицепсов и брюшных мышц, и слышишь, как гулко ухает вода в пустую бочку.
Наверно, часа два без отдыха, голый по пояс, безотказно колол Санька дрова, носил вёдра и одним махом опрокидывал в бездонные прожорливые бочки. Марина в это время тоже не дремала, а занималась женской работой: мыла на кухне посуду, пропалывала грядки…
Дед, проходя возле них, удовлетворённо проворчал:
— Ну-ну, всегда бы так, работяги… Спасибо, внучек.
Санька перемигнулся с Мариной.
Скоро он увидел, как Вася — туда-сюда — снуёт по улочке, поглядывая на их участок. Видно, хочет что-то сказать и ждёт, что Санька позовёт его. И Санька крикнул:
— Ну чего тебе там?
Вася мгновенно появился на участке с «Пиратом» в руке и, задыхаясь от бега и возбуждения, затараторил:
— Сань, вот я достал из пруда… Пригодится ещё?
Вася протянул ему бриг — полуобгоревший, но ещё с мачтами, пушками и даже с парусами на последней бизань-мачте.
— Бери его себе, — сказал Санька и, увидев в светло-серых глазах Васи ожидание и ласку, спросил: — Ну как там? Не шумят в посёлке насчёт вчерашнего?
— Пока что нет… Как бы Эдька не раззвонил…
— Точно. Любит он неприятности у других…
— Можно, я траву порву для Зурки? — спросил Вася.
— Рви, — разрешил Санька.
— Спасибо, я сейчас приду… — Вася убежал с обгорелым «Пиратом» под мышкой и вернулся с кочерыжкой в руке. Он бросил её в клетку, и крольчиха тут же принялась грызть.
— А ко мне скоро приедет Андрюшка, — вдруг сказал Вася.
— Кто это?
— Мой друг, он очень хороший… Мы с ним вместе были на юге и охотились на крабов… И спускались в кратер давно потухшего вулкана…
— Ну? — вскинул голову Санька. — Настоящий кратер? Глубокий? И страшно было?
— Было… — признался Вася. — Главный кратер погрузился в море, а на суше лишь часть его, он извергался миллионы лет назад…
— Ясно, — проговорил Санька. — Как-нибудь подробно расскажешь обо всём.
— Сань! — вдруг толчком вырвалось у Васи, и голос его сломался. И он замолк.
— Чего? — Санька пристально посмотрел на Васю.
— А с тобой бы я полез в кратер вулкана, если бы он даже извергался! — выпалил Вася и запнулся.
— Это почему же? — удивился Санька, но тут же всё понял, подставил Васе ножку, толкнул — тот полетел на землю, но не долетел: Санька удержал его за руку и поставил на ноги.
Вася засмеялся, подпрыгнул, как козлёнок, и спросил:
— А к студентам сходим? Помнишь, вчера говорил?
— Помню, сходим.
Санька решил сейчас же отправиться в Рябинки, однако в калитку вошёл дед Демьян. У Саньки сразу упало сердце — такой у деда был мрачный вид. Узнал, узнал обо всём!
На всякий случай Санька взял лопату и принялся копать землю (там, где он копал позавчера), хотя дед и не просил его. Дед угрюмо смотрел перед собой и мимо Саньки, пошёл прямо в дом, где уже кухарила мачеха.
Санька не вытерпел и подался за ним. Уж очень не любил он жить в неведении.
— Иди рви клевер, — сказал он Васе, а сам неслышно подошёл к дому.
Чем больше слушал Санька быстрый, прерывистый говорок деда, тем веселей становилось ему. Оказывается, студенты, к которым дед только что ходил договариваться о постройке душа и ремонте сарая, приняли его не очень ласково. Дед долго ждал, когда они закрепят железобетонную панель, поданную подъемным краном. Потом кран принёс им другую панель, и такелажница с красным флажком в руке несколько раз кричала деду, чтобы он отошёл. Во время короткого перекура Володька и несколько студентов наконец удостоили его вниманием и подошли; один из них, усатый, с мужичьей бородкой, кажется, был бригадиром. Они говорили с дедом как-то странно, не то соглашаясь, не то отказываясь, явно хитря и беря его на пушку. А потом, переглянувшись, заломили такую деньгу, что деду чуть не стало плохо. При разговоре Володька стоял чуть в сторонке и как малознакомый дул в кулак, хотя вся-то надежда была на него. Не он ли подговорил студентов столько заломить?