Все, что он ни делал, волновало ее и было неожиданным. До сегодняшнего дня Майлз не был таким требовательным, он был уступчивым и покладистым.
Теперь все изменилось. Лайтон стал лидером в их отношениях. Он знал, чего хочет, и смело добивался этого. Лекси казалось, что он меняется и как личность, представляя собой нечто среднее между тем, каким был на яхте и каким стал на острове.
Его руки неустанно ласкали ее лицо, шею, грудь, бедра. Она же гладила его крепкую, мускулистую спину.
Из ее груди вырывались тихие стоны наслаждения, а сердце билось все сильнее и чаще.
— Все это не случайно, — прошептал Майлз. — Это навсегда, Лекси. Вот что главное.
Глаза ее наполнились слезами, но она не знала, что ответить. Она не была в состоянии спорить с ним, тем более о том, что разрывало ее сердце.
Лекси закрыла глаза, зная, что он смотрит на нее. Он говорил, что считает меня красивой, но как я выгляжу теперь? Если б у меня было хоть зеркало, хоть расческа!..
Майлз приподнял ее, проникая в самую глубь ее существа.
— Открой глаза, — прошептал он. — Посмотри на меня, Лекси.
Ее веки трепетали.
— Майлз… О, Майлз.
— Я люблю тебя! — Его взгляд выражал такую страсть, что больно было глазам. — Не отворачивайся, смотри на меня.
— Я… не могу.
— Нет, можешь. Не отводи глаз, милая, и ты поймешь, что я чувствую.
— Ты хочешь… слишком многого.
— Нет, я хочу только тебя. И если ты тоже хочешь меня, то мы на одной волне. Я знаю, что ты чувствуешь. В любви мы с тобой равны. А все остальное не имеет значения.
Он говорил так убедительно, что Лекси хотелось верить: что бы ни случилось потом, он будет помнить эти дни на острове. Она улыбнулась сквозь слезы, не в силах бороться с его пылом и со своими чувствами.
— Ты завладел моим сердцем и душой, Майлз. Я не могу сражаться с тобой, да и с собой тоже.
Слова потеряли свой смысл. Время остановилось. Но то, ни другое не имело значения на этом прекрасном острове. Их любовь была необыкновенна, они понимали друг друга во всем. Никогда прежде Лекси не ощущала ничего подобного: сила их чувств была сравнима разве только с водопадом или землетрясением.
Но вот Майлз поднял голову и огляделся по сторонам.
— Это место создано для счастья, правда? Вздохнув, Лекси улыбнулась. Сейчас он был ей близок, как никогда прежде.
— Но все может измениться, как ты думаешь?
— Не отвечай вопросом на вопрос, — засмеялся он.
— Да, со мной это бывает. Прости. Майлз обнял ее.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть. Не старайся быть другой.
Лекси вдруг вспомнила, что Майлз и раньше избегал общества, прятался от журналистов. Видимо, слава и богатство были и тогда не самым главным для него.
Никогда прежде она не испытывала такого умиротворения, и казалось, ничто не может омрачить ощущения настоящего счастья.
— Давай-ка лучше выйдем из воды, — заметил Майлз, — а то посинеем и сморщимся, как прошлогодний чернослив.
Лекси погладила его шелковистую бороду.
— Ты даже не знаешь, какой ты милый.
— А ты необыкновенно красивая, обаятельная и умная.
— Приятно слышать, но весьма сомнительно.
— Ни малейшего сомнения, — сказал он, беря ее за руку. — Давай продолжим на твердой земле.
Они вышли из воды и насухо вытерлись рубашкой Майлза и блузкой Лекси, часто останавливаясь и целуясь. Лекси сняла с куста голубую скатерть и обернулась ею.
— Это нечестно! — воскликнул Майлз.
— В любви и на войне все дозволено! — пошутила она и пустилась наутек. Майлз догнал ее у самой палатки. Со смехом они повалились на песок, точно малые дети.
Майлз потерял рубашку, догоняя ее. Он был прекрасен, как античный бог, и хотелось прижаться к его мужественному телу.
Поднявшись на ноги, он протянул ей руку и шутливо произнес:
— Войди в мой дом, и увидишь мои художества.
— Да мне и отсюда все видно, — ответила Лекси. Однако взяла его руку и встала с земли. Майлз поднял завесу со стороны океана и ввел Лекси в палатку.
— Если поделишься со мной куском ткани, который скрывает твои прелести, то у нас получится отличная постель.
— Постель? — спросила она в недоумении. — Зачем, собственно говоря, нам постель? Я думала увидеть твои художества на стене, вроде картины.
— Нет, я имел в виду другие художества, — ответил Майлз лукаво.
Лекси опустила взгляд.
— А-а, поняла, — произнесла она, и они улыбнулись друг другу. Затем она развязала свое голубое сари и постелила его на песок.