— Мальчишеское? Но почему? Ведь такие книги волнуют взрослых больше, чем ребят, — сам того не замечая, вслух произнес он.
— Быть может, потому, что в наши дни люди ждут чуда от науки, — ответил сидевший рядом седой, крепкий на вид старик, судя по всему, военный в отставке. В руках у него была бамбуковая палочка, который он чертил кружки на песке.
— Видимо, в вас живет неосознанное стремление к добру, — продолжал старик. — Быть может, вы хотели бы творить добро, но тайком, нести радость незнакомым людям, ибо добро, которое вы делаете близким, никто не замечает, оно воспринимается как должное, как ваша прямая обязанность.
Его слова поразили Луиджи в самое сердце.
— Представьте себе, что я инопланетянин, — снова заговорил старик. — Я дарю вам эту палочку, которая непосвященным покажется самой обыкновенной палкой. В действительности же она способна выполнить любое ваше желание. Попробуйте и убедитесь сами.
Луиджи, поколебавшись, взял палочку. Взгляд его упал на парализованного мальчика, который, смирившись с жестокой судьбой, тоскливо смотрел, как неподалеку ребятишки играют в мяч. Если б его изуродованные ноги вновь могли обрести силу, упругость, ловкость…
Но что это? Мальчуган выскочил из коляски и побежал к юным футболистам.
— Куда ты, вернись! — кричит мать и вдруг, поняв, что бежит ее больной сын, без чувств падает на землю. Когда она приходит в себя, вокруг нее толпятся взволнованные происшедшим люди. Они шумят, перебивают друг друга. Спокоен лишь сам виновник переполоха.
— Дайте же мне поиграть в футбол, — говорит он.
Сегодня вечером все газеты выйдут под огромными заголовками: «Чудо в Милане», в тысячах семей начнутся споры: «правда-неправда». Но кассир Луиджи Рода об этом не думает, для него самой большой радостью была первая улыбка больного ребенка. Он вышел из парка, ищет старика, чтобы вернуть ему палочку.
Но тот исчез. Луиджи Рода сжимает в руке бамбуковую палочку. Нет, это не простая палочка, это, конечно же, изобретение другой, высокоразвитой цивилизации. И пятидесятилетний кассир, сияя от счастья, быстро шагает по улице. Ну, ну, подойди поближе, бедный песик. Ты хромаешь? Вот так, беги с веселым лаем, как и твои бродячие собратья. А ты, старая скрюченная старушонка, распрями спину. Нет, этот дом никуда не годится — старый, облезлый. Побольше фантазии, господа архитекторы. Вот тут мы поставим колонны, здесь соорудим портик. (И долго еще жители дома не могли взять в толк, куда подевалось парадное.)
А Луиджи Рода продолжает свой путь. Дребезжит трамвай. Луиджи вспоминает: ему всегда были не по душе миланские трамваи — такие серые, унылые. Пусть же они будут цвета спелой вишни. И пусть муниципальные власти лопнут от злости, но сейчас он сунет каждому бедняку пачку ассигнаций. А потом распахнет двери больниц; он ненавидит болезни: конечно, нам суждено умереть, но от старости, а не от страшных, неизлечимых болезнен.
И Луиджи шагает по городу, не замечая, что пассажиры трамваев и пешеходы с восторгом и ужасом вытаскивают из карманов тысячные ассигнации, старики выплевывают вставные челюсти, больные выбегают из больниц, и все громко поют «И мы с тобой ватусси».
Волшебные волны залили Милан. Директора банков открывают несгораемые шкафы и раздают деньги служащим и клиентам, водители останавливают трамваи и автобусы и приглашают пешеходов занять места, согбенные старики и старухи выпрямляются и тоже начинают петь во весь голос «И мы с тобой ватусси». Жизнь чудесна. Как прекрасно жить на свете!
И так продолжается до позднего вечера, пока Луиджи Рода не говорит: «А теперь, детки, баста. Ложитесь-ка спать. Мне надо дочитать приключения капитана Стила, старины Ника для друзей и близких. Все в постель, сегодня мы неплохо повеселились».
Нет, они все говорят, говорят, быстро, громко. Надо скорее отклтататвся от них всего на один воскресный час. Прошу вас, я отдам вам все, прикажу палочке… Но где она, ее нет, кто взял мою палочку?
— Умоляю тебя, Джордже, отдай ему эту дурацкую палку. Я не в силах больше переносить его крики.
Это голос Оттилии. Она всегда по самому ничтожному поводу говорит неестественно-трагическим тоном.
— Успокойся, успокойся, папа. Врач запретил тебе разговаривать.
Джордже с тревогой смотрит на отца. Луиджи заговорщески улыбается ему и шепчет;
— Тебе я могу открыть тайну. Эта палочка обладает магической силой. Но люди не должны об этом знать. Они могут использовать мое открытие во вред человечеству. Положи ее сюда, рядом с постелью.
— Хорошо, папа. Успокойся. Вот она. Обыкновенная бамбуковая палка, которая гнется, как и все бамбуковые палки на свете.
— Она только с виду палка, неужели ты не понимаешь! А книга? Где моя книга? Верно, осталась у старика. Перестань гнуть палку! Сколько раз нужно повторять, что это не обычная палка!
— Папа, ну что за чушь взбрела тебе в голову!
— Оставь его в покое, Джордже, — снова голос Оттилии.
— Нельзя допустить, чтобы он поверил галлюцинациям, — отвечает Джордже.
Он поднимает палку над кроватью.
— Папа, смотри, раз — и палка сломалась. Я куплю тебе новую, с серебряным набалдашником.
Луиджи Рода с ужасом смотрит, как сын, напрягаясь, выгибает палку. Раздается треск.
— Нет, не-ет! — в отчаянии кричит он и теряет сознание.
И снова Луиджи сидит на той же скамейке. Напротив, в коляске, лежит больной мальчики с грустью глядит на ребят, играющих в футбол.
— Вы слышали? — обращается Луиджи к старику-соседу. — Джордже утверждает, что это обыкновенная бамбуковая палка.
Старик вздыхает и принимается чертить палочкой кружки на влажном песке.
Луиджи смотрит на него полными слез глазами. Старик кладет ему руку на колено.
— С виду это и в самом деле бамбуковая палка. Но это не так уж и важно. Вы благородный человек. А разве вы не знаете, сколько возможностей творить добро скрывается в душе благородного человека?
Луиджи грустно качает головой.
— В этом мире? Нет. Быть может, где-нибудь на другой планете. Где бы меня принимали всерьез.
Старик с минуту молчит, затем, внимательно поглядев на него, говорит:
— А ведь это идея. Ваша болезнь сердца не опасна. Я, как и капитан Стил, космонавт, но мне увы, пора на пенсию. Дарю вам эту палочку и вместе с ней уступаю свой пост. Вы согласны? Отлично. Желаю успеха.
Оттилия истерическим голосом упрекает сына:
— Что ты наделал? Видишь, он даже глаз не открывает.
— Прости, папа, — огорченно говорит Джордже. — Я верну тебе твою палку.
Луиджи открывает глаза и смотрит на него с нескрываемой иронией.
— Какую палку?
— Почему ты так смотришь на меня? Что у тебя на уме?
Луиджи приподнимается, отталкивает Оттилию, которая пытается снова уложить его на подушку, и, усмехаясь, говорит сыну:
— Я же тебя предупреждал, что это не простая палка.
Оттилия скулит:
— Луиджи, ляг прошу тебя, врач сказал…
— Что они понимают, эти ваши земные врачи?
Оттилия и Джордже отступают от кровати.
Джордже яростно тычет в отца пальцем.
— Довольно, хватит! Почему ты смотришь на нас так, словно увидел впервые?
— Я вас не знаю.
— Я Оттилия, твоя…
— Очень приятно. А тебя зовут Джордже, не так ли?
— Да. А ты кто? — шепотом спрашивает молодой человек.
— Капитан Стил. Кто же еще?
Оттилия начинает отчаянно кричать.
— И убирайтесь из пилотской кабины! Я хочу отдохнуть.
ЭРМАННО ЛИБЕНЦИ Человек, ставший роботом
Завыла заводская сирена, и Гульельмо ускорил шаги. Через несколько минут должна приступить к работе его смена, и ему не сдобровать, если фотоэлементы Старшего Охранника зафиксируют хотя бы малейшее опоздание. На огромном заводе вместе с Гульельмо работало всего пятнадцать человек.