Оранжевое солнце висело над самым горизонтом. Осевший снег сохранился только по обочинам дороги. Редкие пухлые облака казались клубами пара и катились прямо по гребням увалов. Машина опять брала подъем, Мария переставила ноги — подошвам стало горячо. Наконец, въехали в розовое облако, — в носу защипало, и дышать стало труднее.
Она закашляла. Долинов возбужденно потер руки, радостно чертыхнулся:
— Дьявол! Заоблачные выси спустились на землю!.. Это здорово, я вам скажу…
Василий буркнул:
— За руль бы вас посадить, — презрительно добавил: — Вы-си.
— Ты прозаик, Вася, — Долинов обернулся к Марии: — Вот нашей милой попутчице эта поэзия по душе.
Мария не ответила. Долинов чувствовал себя радостно-возбужденным:
— Послушайте, я вас знаю с утра. Не так ли? Покаялся перед вами как на духу. А от вас ни слова. Это, по-моему, не очень вежливо, а?
Мария дружески улыбнулась:
— Мне каяться-то вроде бы не в чем… А впрочем, вот моя анкета. Мария Ильюшина. Тридцать четвертого года рождения. Комсомолка. Заведующая клубом совхоза «Синеволино». Замужняя, есть ребенок…
— Ого, это уже интересно! А муж кто?
— Участковым механиком работает, — соврала она и поверила: может, сидит он, блудный, в доме и разговаривает сейчас с Никиткой.
— Мытарь по полям, — Долинов засмеялся: — Ну вот видите, Маша, как хорошо поручается: муж в поле, а мы с вами за самоварчик, а?
Мария промолчала. Долинов расспрашивал, потом удивился:
— А вы-то почему в эту степь поехали?..
— По комсомольской путевке приехала.
— Так-таки и послали? И не раскаиваетесь?.. — ласково спрашивал он.
Марии не понравился этот ласковый тон. Словно он погладил ее по голове, пожалел, как беззащитную.
— Никакая я не подневольная, — она старалась сдерживаться. — Все поехали целину поднимать, а я что — в хвосте буду?..
— Э-э, да вы патриотка! — протянул он.
Ей показалось, что она ведет себя, пожалуй, глуповато. Вспомнив вычитанную где-то фразу, сказала:
— Говорят, старая вонь приятнее аромата новизны. Вот и решила проверить эту истину, — и тут же прикусила губу: брякнула чужие слова, сказала совсем не то, что лежало на сердце. Да и не так было: никакую истину она не проверяла и слова эти вычитала позднее, когда стала работать в клубе.
А тот с любопытством блеснул глазами:
— Как?.. Как вы сказали?.. Аромат новизны и старая вонь… Парадоксально, но… факт. Да, факт. В этом есть своя логика. Вообще в жизни много парадоксального, — заговорил он без всякой связи с предыдущим. И вздохнул: — Но самое парадоксальное, наверно то, что мир тесен, а человек… человек одинок.
Мария удивилась. Эти слова поразили ее. Вспомнилось: когда по-воровски сбежал из совхоза муж, как одиноко было ей. Сколько взглядов ловила на себе. Думали, наверно, что и она сбежит. И потом, когда Недомерка Ксюша, рассыльная совхоза, стала аккуратно вручать письма мужа, как по-старушечьи ехидно поджимала она губы… Может, так и есть: одинок человек, хотя вокруг него и народу много… А счастье? Что такое счастье? Счастлива ли она? Может, это совсем не то, к чему надо стремиться?..
Вспомнила Никитку, свой щитосборный домик в конце новой улицы, пахнущий еще — особенно после дождя — свежей краской и известью, вспомнила почему-то опять Юрку Зобина, увидела эту степь в дрожащем мареве полдня и, кажется, дохнул на нее плотный — до звона в ушах — духмяный воздух раздолья…
— Да как же так? — заговорила она, удивляясь в то же время тому, что впервые так тепло, по-родному ей подумалось о степи. — Вот шла я одна, с тяжелой сумкой. Простуженная. А встретились вы — подобрали, напоили чаем… А вы говорите: человек одинок. Нет, неправда это…
Она отодвинулась, почувствовала сквозь пальто предвечернюю свежесть. Спрятала руки в узкие рукава пальто.
— Неправда? — Долинов недоуменно посмотрел на Марию, раздумывая, поморгал, отвернулся, обиженно сказал: — Молодежь нынче пошла: подбери, обогрей душу, а она плевать на тебя начнет. Интересный принцип благодарности.
Долинов, говоря это, стал чем-то похож на обиженного мальчишку. Мария подумала о Никитке и ругнула себя: нельзя же так просто, уцепившись за первое слово, обижать человека. Неуютно, наверно, Долинову в жизни. А она — сплеча. Сладко ли ей было, когда на нее косились в совхозе. Заведует клубом, а чуткости и культуры нет.
— Спасибо вам за чай и таблетки. Только мне показалось, что вы как-то не совсем правильно судите о жизни…