Ферапоня еще больше нахмурился. На глазах у него снова выступили слезы. Он тихо сказал:
- Пьяный я, товарищи... Вот язык и повернулся... А вообще, я люблю ее, Ниночку... Вот что!..
- Люблю, люблю! - Вспыхнул Архипенко. - А кто из нас ее не любит? Спрашиваю я тебя - кто? Найди такого! Молчишь?.. То-то и оно, братец, что все его любят, потому что есть за что любить! Хорошая, честная, смелая наша Ниночка! И каждый из нас в небе собой закрывает ее от вражеских пуль! Один ты, дурак, нашел, что брякнуть: полковая девка!.. И за одни эти слова тебе, болван, надо еще раз ударить, потому что Володиного тумака мало! Чтобы до новых веников помнил!
- Ну и пусть ударит! - И Ферапоня выставил вперед свое лицо.- Ударит, ударит... Когда надо будет, тогда и ударит! А сейчас я вношу предложение: за оскорбление Ниночки обязать Федора, то есть Ферапонта Жердина, извиниться перед девушкой, а с нашей стороны - дать ему хорошую пощечину, чтобы в будущем умнее был! А поскольку Володя уже дал ему в зубы, то считать, что приговор исполнен, и на этом поставить точку!.. Как думаете, товарищи!
- Гм, мудро ты рассудил! Как царь Соломон! - На лицах летчиков появилась улыбка. - Теперь Жердин пусть не обижается на Володю, потому что пощечину получил по суду! Вот здорово!
- А что? - Улыбнулся и Архипенко. - По суду! Пусть теперь попробует обидеться на Володю - дудки! Это мы решили вместе - и пусть обижается на всех нас!.. А вообще, нам не до взаимных оскорблений! Завтра или послезавтра в бой, в небо, а там, против общего врага, мы все друзья, все товарищи. Так я говорю?
- Да, да! Молодец Архипенко! Мудро рассудил! - Послышались голоса.
Все весело засмеялись, и даже на мрачном заплаканном лице Ферапони появилась едва заметная кислая улыбка.
5
Ребята сдержали слово: никто не проговорился, и в полку так и не узнали о нашей с Ферапоней схватке. Он извинился перед Ниночкой - и инцидент, казалось, был исчерпан. Мы со своей любовью уже ни от кого не скрывали, потому что решили пожениться. Даже день назначили - в двадцатую годовщину рождения Ниночки (она была только на год моложе меня).
Что это за чувство - любовь! Ее надо самому пережить, самому почувствовать. Никакие слова не в состоянии передать и части того, что чувствовал я тогда.
Образ Ниночки все время стоял перед глазами, и мне казалось, что мы никогда не расстанемся. Даже в бою, когда мне приходилось летать не в паре с ней, я, как наяву, видел перед собой ее таинственные черные глаза, густые завитые волосы, ее полные розовые губы, слышал ее глубокий грудной голос, ворчал, как весенний ручей, и смущал меня своей необычностью и обаянием, вдыхал приятный запах ее волос и духов, которые весь наш полк самоотверженно доставал для нее всеми правдами и неправдами. Знаю, что она чувствовала то же самое, что и я. И был счастлив. Несмотря на разногласия военного времени, почти ежедневные боевые полеты, смертельная опасность подстерегала нас на каждом шагу, я был счастлив, потому что любил и меня любили. А разве это не высшее счастье?
Добавилось и тревог. Думал теперь не о себе - вернусь сегодня целым, невредимым? А о Ниночке - о ее жизни, здоровье, безопасности. Когда она была в воздухе, а я на земле, мои глаза не отрывались от неба. Что с ней? И не уходил с аэродрома, пока не приземлялся ее краснозвездный як и я подавал ей руки, помогая выбраться из кабины.
Но всему бывает конец - счастью тоже.
Вылетели мы вчетвером: я с Ниночкой, а Жердин с Архипенко. Ничто не предвещало беды. Стоял погожее осеннее утро. В голубом небе - ни облачка, ослепительно сияло солнце. Под крыльями наших самолетов вольготно раскинулись необъятные степи, луга и леса украинского Левобережья.
Мы приблизились к фронту, который гремел тысячами громов, и тут совершенно неожиданно встретились лоб в лоб с группой немецких "юнкерсов", которые собирались сбросить свой смертоносный груз на головы наших пехотинцев.
- Атакуем, друзья! - Крикнул старший, Архипенко, и первым бросился на врага.
Для немцев наше появление была тоже не меньшей неожиданностью. Они поспешили, заметались и начали бомбить без прицела, беспорядочно, так что бомбы взорвались в болоте, подняв тонны торфа и болотистой тины.
Но сбить хоть одного стервятника нам не повезло – на нас напало восемь "мессеров".
"Карусель" закружилась как раз над линией фронта. Нам хорошо было видно и извилистые окопы, и пулеметные и минометные гнезда, а также маленькие фигурки солдат, - с нашей стороны, и с немецкой - прекратили стрельбу и следили за воздушным боем.