- Проклятый рус! Радуешься? Я убью тебя! - Проревел надо мной унтер - офицер и стукнул еще раз - на этот раз в челюсть.
Удары были сильные - и в голове у меня затуманилось. Видимо, на какое-то время я потерял сознание. Ибо если проснулся, то в небе осталось шесть самолетов - три наши и три немецкие. Но по обшивке одного из наших самолетов - по Ниночкином - вдруг зазмеились малиновые языки пламени.
Ниночка горит! Лучше бы унтер - офицер убил меня, чтобы я не видел этого! Лучше бы я не приходил в себя!
- Ниночка, прыгай! Отворот на свою сторону и выкидывайся из самолета! - Снова крикнул я, будто девушка могла меня слышать.
Теперь меня никто не бил. Немцы радовались - размахивали руками, что-то кричали, даже начали стрелять из пулемета... А мне было невыносимо больно. Я закусил губу. Ну почему же ты не выкидываешься? Ниночка!
И вот она, будто услышав меня, направила самолет на восток, туда, подальше от фронта, и он, охваченный пламенем, быстро начал снижаться, затем ушел в пике и вдруг за холмом взорвался...
Все! Конец.
Я закрыл лицо руками, глухо зарыдал и упал на влажный, заплеванный, избитый фашистскими сапожищами дно окопа... Да, это был конец... Для нее. Для меня. Для нашей любви...
Я представил, как она в эту минуту горит, и заплакал еще сильнее. От злости, от ненависти, от бессилия... Я понимал, что потерял ее навеки, что никогда не встречу ее, не загляну в темные, как ночь, привлекательные глаза, не услышу ее мелодичного голоса, не коснулся нежной, но твердой руки...
Зачем же тогда жить?
Очнулся я от радостного гоготанья немцев и автоматных очередей, который вдруг раздались вокруг. И замер: в небе теперь парил только один наш самолет - Архипенко. Вокруг него вились три вражеских "мессера". А над позициями спускался на парашюте Жердин, которого ветер сносил на вражескую сторону. Это по нему стреляли немцы. Следовательно, и Ферапоня...
Из четырех остался один Архипенко. Хоть бы он бежал! Кончается топливо, вот-вот не станет боеприпасов... Это безумие в таких обстоятельствах драться одному против трех!
- Марк, друг, беги! Беги! - Шептал я.
Архипенко бросил свой самолет вниз и над землей - на бреющем полете - юркнул на восток. Немцы не преследовали его. Сделав над полем боя крутые виражи, они повернули на запад и вскоре скрылись за горизонтом.
А я...
Стоял, опершись грудью на сырой бруствер окопа, и бессмысленно смотрел на черный столб густого дыма, который поднимался в небо там, где упала Нина. И мое сердце разрывалось на куски.
Зачем я остался жив?
Глава третья.
1
Володя замолчал. Таня тоже долго не нарушала тишины. Сидела сгорбившись, нацеленая на свои мысли.
Солнце склонилось к горизонту, и нижняя часть большого красного диска уже коснулась зубчатой линии дальнего горизонта. Эйзенах, лежащий в долине, медленно покрывался сизой дымкой, тонул в густых вечерних сумерках. Дул свежий ветерок, остужая разогретые за день камни и напоминая, что ночь на вершине горы будет не очень теплая. Первой нарушила молчание Таня.
- Что же дальше?
Володя улыбнулся.
- Пока все. О том, что было дальше, расскажу, если захочешь, в другой раз... А сейчас будем готовиться в путь. Благоприятное время суток для нас - с десяти вечера до пяти утра. За это время мы должны отойти от Эйзенаха подальше... Двинулись, как совсем стемнело. Осторожно спустились к автостраде, новой, с двойным полотном, современной дороге, которую немцы строили перед самой войной, но не успели закончить: в некоторых местах, особенно в горных, не хватало мостов через реки, ущелья и пропасти, не было подъездных путей, а на обочинах и на нешироком внутреннем газоне, разделявшим пополам обе полосы, нередко громоздились кучи строительного материала.
Пошли просто по бетонным плитам.
Никакого движения на дороге не было. К тому же она нигде не пересекалась с другими дорогами, обходила все города и села, пролегая по безлюдным холмам и лесам, - поэтому крестьяне чувствовали себя свободно, почти в полной безопасности.
С гор катилась вечерняя прохлада, шуршал под ногами бетон, а в темно -синем безоблачном небе все больше и больше разгорались мелкие, как мак, звезды.
- Так бы до самой границы! В Польшу! - Сказала Таня.
- Поездом ехать еще лучше. Пробраться бы только на тот эшелон, идущий на фронт или в Польшу. За два дня были бы на месте!
- Или в гестапо.
- Это уж как повезет, - сказал Володя. - Можем и в гестапо оказаться. Тогда, считай, нам каюк! Особенно когда найдут пистолет. Он сразу наведет на след Нушки...