Володя достал из рюкзака кусок хлеба, разрезал его пополам и подал Тане.
Хлеб был черствый, но молодые зубы быстро с ним справились. Затем беглецы напились из ручья воды и, прилегли на траву, уснули. Первым проснулся Володя. Солнце клонилось к западу, посылая оранжевые лучи на разомлевшую от жары землю. Таня еще спала. Лежала на спине, раскинув руки. Дышала ровно, спокойно. На верхней губе и на лбу высыпали мелкие капельки пота.
Володя, молча, смотрел на свою спутницу по побегу, которую так неожиданно послала ему судьба.
Она была очень красивая, эта девушка. Умиротворенное сном лицо чистое, с правильными чертами, с тонкими, выразительными темно - русыми бровями. Голова обрамленная коротким шелковистым хохолком, похожим по цвету на высушенный хорошо обработанный и вычесанный лен. А шея, что выглядывала из воротника мешковато пиджака, белая и нежная, как у ребенка... Ей бы сидеть за студенческой партой где-то в техникуме или институте, а не скитаться по лесным домам чужой, враждебной страны...
Невольно Володя подумал, что теперь он, как старший и опытный, как мужчина, должен заботиться и об этой девушке, провести ее почти через всю Германию, спасти от опасностей, подстерегающих беглецов на каждом шагу и о которых Таня, наверное, имеет очень смутное представление...
- Вставай! Пора! - Тронул он ее за плечо.
Они умылись из канавы холодной водой. Ужасно хотелось есть. Заглянули в рюкзак - там лежал небольшой кусок хлеба, а в мешочке килограмма два бобов. Не густо! Решили хлеб оставить как НЗ, а поэтому пожевали сухих и твердых, как камни, бобов и, немного утолив голод, двинулись между кустами к железной дороге. Как хорошо идти по автостраде, но железная дорога притягивала к себе, как магнит. Еще бы! Сутки или двое езды - и позади останется Германия и половина Польши! Стоило рискнуть!
2
До самого вечера лежали в канаве, под бузиной, метров за семь или восемь от насыпи. Было душно. Кусали комары. И очень хотелось пить. Вот здесь они поняли, что, кроме еды, необходимо иметь с собой и воду. Без еды дней два или три можно держаться, без воды не вытерпишь и дня. Каждые пять минут в одну или в другую сторону пролетал эшелон. Грохотали колеса, звенели рельсы, дрожала земля. И остро пахло таким знакомым запахом дыма, смешанного с паром.
Очень много шло на восток военных эшелонов - пассажирских с солдатами и офицерами, грузовых - с танками, артиллерией, кухнями. Эх, пробраться бы! Забраться бы под брезент - и лежать до самого фронта! А там потихоньку спрыгнуть - и к своим!
Однако мечта - одно, а действительность - совсем другое. Не сядешь на поезд - бешеная скорость. И часовые днем заметят. Следовательно, либо надо выбрать такой перегон, когда путь идет на подъем и скорость снижается до минимума, или же, что наиболее целесообразно, ночью пробраться на какую-нибудь станцию, где такие эшелоны останавливаются, и, незаметно прокравшись в вагон или платформу, залезть в уютный уголок.
Ближайшей такой станцией была Гота, и, как только на землю упали густые сумерки, беглецы оставили свое временное убежище и двинулись туда. На старую асфальтовую дорогу, которая соединяла Эйзенах и Готу, возвращаться побоялись. Очень уже опасно: можно запросто нарваться на немцев. Поэтому направились по шпалам, по левому пути, навстречу движению поездов.
Идти было легко: светила луна. Если бы не голод и не жажда, особенно жажда, которая становилась невыносимой, они чувствовали бы себя совсем хорошо.
Но жажда мучила все сильнее. Адом горели внутренности. В горле пересохло. Первой не выдержала Таня.
- Я больше не могу... Хотя бы глоток воды!
Володя беспомощно развел руками.
- Где же ее здесь возьмешь?
- В долине должен же быть какой-то ров!
- Долина широкая. Может, где-то и есть, но отсюда разве увидишь?
- Тогда пошли в сторону.
Ручья они не нашли, зато наткнулись на обнесенные металлическими сетками миниатюрные сады и огороды горожан, любителей покопаться в земле. Издалека в ночной мгле эти сады казались просто лесом или кустарником, а оказалось, что здесь целое богатство для беглецов - груши, яблоки, сливы, а еще - горох, картофель, шпинат... Володя на мгновение остолбенел от радости, а потом бросился вдоль забора до ветвистого дерева, спустили тяжелые ветви через сетку. На ветке, обременяя ее и пригибая почти до земли, желтели под луной груши - лимонки.
- Таня, сюда!