Он криво улыбнулся.
- Наверное, - неуверенно ответил Володя и направился к своему месту.
Гольбах поднялся. Его бесцветные глаза были холодны и жестоки. Он выбирал новую жертву.
- Ты, старик! Иди сюда! - Ткнул вдруг пальцем в сгорбленную фигуру профессора Гловьяка. - Да быстрее! Лесс!
Последнее слово прозвучало резко, как выстрел.
Профессор вздрогнул, хотя до его сознания все еще не доходило, что именно ему выпадает смертный жребий.
- Я?
- Да, ты, старый мусор!.. Я, кажется, говорю ясно!
Старик начал подниматься. Янек обхватил ручонками его шею.
- Дедушка, куда? Не пущу! - Крикнул в отчаянии.
- Но надо, милый... Видишь, господин комендант зовет... Ты не бойся.
- Нет, нет, не позволю! Он хочет убить тебя! Я пойду с тобой...
Мальчик двинулся вместе со старым. Напрасно профессор уговаривал его остаться, - Янек пристал к нему, как репей.
Так вдвоем и вышли на середину. Профессор сел на небольшой камень, а Янек стал сбоку.
Гольбах тоже опустился на камень, устланный батистовым платком. Игра началась...
Услышав, что комендант вызвал профессора Гловьяка, Володя остановился на полпути и, вернувшись назад, сел неподалеку от игроков. Был он какой-то странный - бледный, напряженно - сосредоточенный. Взглядом прикипел к фигурам на шахматной доске, пожалуй, ни на минуту не сомневаясь, что старик сразу же проигрывает.
В карьере наступила тишина. Никто не пошевелился.
Солнце начало спускаться к горизонту, но здесь, на горе, оно еще заливало все вокруг теплым ослепительным светом.
Профессор играл черными, руки его дрожали, однако внешне он казался спокойным.
После шестого хода старого Володя вдруг понял, что тот далеко не профан в шахматной игре. Ходы его были точны, профессиональные. И хотя Гольбах стремительно наступал на королевском фланге, желая заблокировать здесь короля черных и быстро расправиться с ним, было ясно, что он не успеет сделать этого.
На восьмом ходе профессор перехватил инициативу и сам перешел в наступление.
Янек, напряженно следил за игрой, вдруг хлопнул ладонями и облегченно воскликнул:
- Браво, дедушка! Браво!.. Дави его! Не давай перевести духа!
Гольбах поднял удивленные глаза.
- Ты что, малый, тоже играешь?
Парень смутился. В больших серых глазках промелькнул испуг.
- Немного, - неуверенно ответил он.
- Немного? Дедушка научил?
- Дедушка.
- Вот как! - Холодно выдавил из себя комендант, делая очередной ход.
Янек втянул голову в плечи, притих. А профессор, побледнев сильнее внука, дрожащей рукой переставил слона и тихо сказал:- Мат, господин комендант.
И как тихо прозвучали эти слова, но их услышали все. Кто-то где-то радостно вскрикнул. Над карьером прошелестело вздох облегчения: сегодня не прольется кровь. Каждому несказанно хотелось поражения коменданта, этого кровавого пса, унижение его, посрамление. Во многом, пусть и в шахматах, - чтобы поражения! Хай!
Гольбах, видимо, не ожидал такой быстрой развязки, потому что от короткого слова "мат" вздрогнул, как от удара. Долго, бессмысленно смотрел на шахматную доску, и кровь приливала ему к лицу. Он яростно посмотрел на старика, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться грязной бранью, а потом, пересилив себя, взял хлеб и протянул, молча победителю.
- Спасибо, - прошептал профессор, прижимая хлеб к груди, и обратился к внуку: - Пойдем, Янек!
Но комендант вдруг поднял предостерегающе руку.
- Подожди - ка, малыш! Ты также должен сыграть со мной!
Это было так неожиданно, что у профессора выпал из рук хлеб, а по карьеру прокатился гул возмущения..
Янек побледнел.
- Я?
- Да, ты, малый! Садись!
- Но... - парень съежился, как напуганный воробышек.
Комендант явно потешался испугом, что сковал малого.
- Не бойся - я дам тебе фору... Ну, например, ферзя...
В Янековых глазках что-то блеснуло. На бескровных губах появилась легкая улыбка.
- Господин комендант считает, что это не много?
- Ах, ты, чертенок!.. Тогда - тура?
Парень покачал головой.
- И этого много.- Так что же - слона или коня, негодяй?
- Нет.
- Нет? - Выкрикнул крайне удивленный лагерфюрер. - Чего же ты хочешь, малыш?
- Играть на равных! Но при одном условии...
- Каком?
- Если я проиграю, вы не расстреляете меня!