Анатолий Скала
ДВОЕ
Земля чуть повернулась на левый бочок, и июньская теплая ночь подошла к концу. По Земле сквозь туман идут два человека. Один — большой, второй — маленький, с красным бантиком, — у него на плечах. Из-за мокрых высоких трав на них смотрит солнышко. Оно — желтое как большой одуванчик, и все еще сонное.
Человек, что сидит на плечах у большого, испуганно спрашивает:
— Папа, папа, куда это мы пришли? Видишь, там впереди, что-то белое, словно манная каша, а в ней — звери… Мне страшно.
— Не бойся, хорошая. Это просто туман ходит над речкою…
— Нет. Это просто туман ходит над речкою…
— Нет. Вон там на нас смотрит большой белый слон… Он на нас не набросится?
— Это верба. Она тут давно. Я ее еще помню, когда она была маленькой.
— А вот тот носорог? Он не тыкнет нас своим большим рогом?
— Нет. Это пень от упавшего в грозу дерева.
— У меня в волосах красный бант. Этот бык, что шевелит в тумане рогами, на нас не набросится?
— Не бойся, доченька… Это не бык, а ивовый куст с двумя голыми ветками. Их зимой так обгрызли голодные зайцы.
— А нас они не придумают грызть?
— Они маленькие, и не будут, мне кажется, нападать на людей.
— Ну, тогда тот большой серый кит нас, наверно, проглотит, ведь мы с тобой для него совсем маленькие.
— Это стог прошлогоднего сена, а вовсе не кит. Его бросили здесь косари; кит не смог бы прожить в такой речке, как эта.
— А если кита отпустить в тагановский пруд, он там будет жить?
— Нет, киты любят жить в океане, где много воды, а из нашего он ее просто выплеснет.
— Я думаю, киту в нашем пруду еще будет и страшно. Ведь там живут злые щуки!.. — чуть слышимым шепотом говорит отцу дочь и вновь спрашивает:
— А он может еще подрасти?
— Кто?
— Наш пруд…
— Нет. Пруды не растут. Хотя… если его подпрудить… Но немного…
— А мы с тобой можем вырасти как деревья?
— Нет. Мы только как эта трава.
— А вот тот одуванчик? Смотри, какой он сумел вырасти! Может быть, и мы тоже так вырастем?
— Это не одуванчик, а солнышко.
— Почему оно нынче такое?.. Огромное, и мохнатое.
— Наверное, потому, что сегодня как раз середина лета.
— Середина… А дальше, за летом, что?
— Дальше осень.
— А там?
— Там зима.
— За зимой?
— За зимой — весна, и опять придет лето.
— И так всегда: зима, весна, лето и осень?
— Да…
— Так все просто и неинтересно: все время все старое и одно за другим…
— В году только четыре времени. Других нет. Сейчас — лето.
— А как оно делается?
— Лето?
— Да.
— Ну… Как бы это тебе объяснить?.. Видишь солнышко?..
Дочка смотрит на солнышко. Оно прыгает в такт движения людей, словно прячется от их глаз среди трав. В ответ девочка щурится и смеется: ей нравится играть в прятки с таким ласковым и большим одуванчиком — солнышком. Она прячется от него за отцовской спиной.
А большой человек продолжает свои объяснения:
— Ну так вот: мы с тобой на Земле целый год ездим вкруг солнышка.
— Словно как на лошадке?
— Ну, в общем, да… А Земля, она, видишь ли, наклонена к своей оси… И когда поворачивается вместе с нами и местом, где мы живем, к солнышку…
— А мы, папа, не свалимся, если вдруг она еще больше наклонится? — озабоченно спрашивает отца девочка.
— Кто? Земля?
— Да. Ведь мы с тобой с нее можем упасть!
— М-да, — задумывается большой человек.
Между тем сквозь туман проступает и пруд — цель их раннего путешествия. Он еще не проснулся. Как все в это утро, укутан в густой туман, и его берега еле видимы. А поэтому и сказать что-нибудь о действительной его величине нельзя. В уме девочки пруд уже представляется как океан, в бесконечных глубинах которого могут жить кто угодно. Не только киты.
Перед ней возникают то образы притаившихся под водой стоголовых чудовищ, то яркие, желто — зеленые острова с уходящими в небо пальмами, на которых кокосы соседствуют с обезьянами и бананами. Она крепче цепляется за отца — так ей кажется безопаснее, если вдруг кто-то вынырнет из воды.
А большой человек стал вдруг странно задумчив и словно бы не собирается доставать из воды ивовые верши с попавшейся в них за ночь рыбой. Он молча глядит на пруд а потом осторожно снимает с плеч дочку и ставит ее чуть поодаль от спящей воды. Ближе берег испачкан клубками подводной растительности и клочьями полувысохшей тины.
Здесь вечером мужики запускали в пруд бредень и вместе с мальками и водорослями повытряхивали на песок и красивых ракушек, которые были тут же раздавлены сапогами.