Бен опустился на пол рядом со своим другом и ласково его похлопал «Ты, Нед, — лучшая собака в мире. Прости, я сейчас сообщу им эту новость».
Бен прищурился, вглядываясь в основание распятия, и затем взволнованно вскрикнул:
— Смотрите, вон на дне полушария, на котором сидит птица, какая-то резьба! Видите?
Мистер Брейтуэйт встрепенулся:
— Что значит «птица», молодой человек? Это же орел Святого Иоанна Евангелиста! Ну-ка, посмотрим!
Он перевернул распятие основанием вверх. Мистер Маккей перегнулся через его плечо, и они вместе прочли:
Миссис Уинн оглядела всех.
— И как это понять?
Адвокат скрупулезно переписал стихотворение на листок, прежде чем заняться распятием.
— Лучше я спрячу крест в сейф у себя в конторе. Уилл, будьте так добры, довезите меня туда.
— Нет, сперва поужинаем, сэр! — вскинулась Эйлин. — А потом Уилл всех развезет.
Отдавая должное мясу и картофельному пирогу, мистер Брейтуэйт сделал еще одну копию стихотворения, уже для себя, и разразился речью, обильно уснащенной его любимыми словечками.
— Хм… прекрасно, прекрасно. Должен… э-ээ… бежать обратно… э-ээ… в библиотеку…. Там я наведу… э-ээ… справки и сообщу вам… хм, хм… о результатах. Да… да… прекрасно!
Эми переписала стихи своим аккуратным красивым почерком в нескольких экземплярах и раздала их всем, оставив один себе и брату. Решено было, что остаток дня они проведут, размышляя над этой новой загадкой. Времени было достаточно.
Первой домой была доставлена миссис Уинн. Бен вместе с другими прокатился до деревенской площади. Мистер Маккей стал изучать объявление, вывешенное на почте, недалеко от адвокатской конторы. Лицо его сделалось серьезным, и он обернулся к остальным.
— Через два дня начинается выселение жителей. Это означает, что Смизерс с партнерами прибудут сюда с местными властями и судебными приставами. Подлежащим выселению будут выплачены соответствующие суммы, земля перейдет в собственность Смизерсу и Ко, а на месте Чапелвейла будут каменоломни и цементный завод. Таковы печальные факты, друзья.
— Ну, это мы еще посмотрим! — сказал Бен, и его голубые глаза стали холодными как лед.
Глава 33
Смизерс легонько постучал в дверь спальни Мод Боу и ласково, насколько позволял его грубый властный голос, проговорил:
— Мисс Боу! Вы здесь? Не могли ли бы вы спуститься в гостиную на пару слов?
Мод приоткрыла дверь и увидела в щелку несколько озабоченное лицо своего не слишком гостеприимного хозяина.
— По-моему, мистер Смизерс, прежде всего, вы должны принести извинения за то, как вы обошлись со мной утром.
Извиняться Смизерс ненавидел, но выхода не было.
— Да, должен сознаться, я был резковат, скажем так. Простите, пожалуйста, я иногда не могу удержаться от грубостей. Привык иметь дело с мужчинами. Конечно, юная леди, простите, — мисс Боу, я не должен был повышать голос.
С минуту Мод глядела на него, наслаждаясь победой, а потом, милостиво кивнув, сказала:
— Сейчас спущусь, — и захлопнула дверь перед его носом.
Обадия Смизерс злобно втянул в себя воздух, сжал кулаки и решительно направился к комнате сына. Не говоря ни слова, он распахнул дверь, вошел в спальню и сбросил одеяло с Уилфа, который лежал, свернувшись, среди размазанных по постели остатков завтрака. Смизерс сморщился от отвращения, услышав хныканье и всхлипыванья сына.
— Я тут ни при чем! Он сам пошел в Дом призрения. Честно, я ни при чем!
Не обращая внимания на его причитания, Смизерс грозно навис над сыном.
— Хватит, сэр! Довольно врать! Утром я разговаривал с отцом Регины. Он застал ее, когда она влезала в окно после полуночи. Так что прекрати свое трусливое вранье! Я прекрасно знаю, что происходило вчера вечером у Дома призрения.
С лицом белее мела Уилф скрючился на кровати.
— Регина все врет! Это она убила Алекса, а не я, клянусь!
— Это еще что за чепуха? — загремел Смизерс. — Кто кого убил? Да я сегодня видел этого мальчишку, сына ветеринара. Целехонек и здоровехонек! Разъезжает в тележке с молочной фермы вместе со своими приятелями. Так что хоть про убийство не ври!
Уилф на время лишился дара речи. Открыв рот, он лихорадочно соображал… Значит, Алекс жив! И полицейские Уилфу не грозят! И ни суда, ни следствия, ни тюрьмы не будет!
Отец в бешенстве продолжал поносить сына:
— Ты позоришь меня, олух, позоришь! То тебя поколотит какой-то недомерок, то ты несешь какую-то чушь с убийствами! Но я и себя отчасти виню — в твои годы я таким не был, нет у тебя твердости в характере! Избалован вконец! Тряпка ты, мамочкин сынок! Но с этим покончено, слышишь, сэр! И никаких завтраков в постель! Нет, нет, дорогой мой! Отправишься в интернат! Там тебе покажут, где раки зимуют!
Из всей речи отца Уилф уловил только заключительные фразы. Его лицо исказилось от ужаса, и он соскочил с постели.
— В интернат?
Отец схватил его за руку и подтолкнул к ванной.
— Да, да, в интернат! Мне говорили, что в Шотландии есть один такой, как нужно. Сегодня же напишу директору. А теперь ступай, смой с себя все эти помои. А потом изволь убрать комнату и сложить чемодан. Я не потерплю, чтобы деревенское дурачье потешалось над добрым именем Смизерсов. И не ищи защиты у мамочки. Это мое последнее слово, сэр! Разговор окончен!
Смизерс громыхнул дверью, оставив сына совершенно ошарашенным, спустился вниз, вышел на задний двор и только тут позволил себе вдохнуть летний воздух и поправить накрахмаленный воротник. Мод Боу, тщательно причесанная — волосок к волоску, без намека на возбужденный румянец чопорно сидела в саду с очередным пособием по этикету. Увидев Смизерса, она решительно захлопнула книгу и сжала пальцы на обложке.
— Итак, вы хотели поговорить со мной, сэр? Слушаю. Смизерс заложил руки за спину, закружил вокруг ее стула и, в конце концов, остановился прямо перед ней.
— Насчет этих ваших… э… э… помощников, которых вы ждете из Лондона…
— Да? — не повела бровью Мод, спокойно глядя ему в глаза.
Он опустил взгляд и понизил голос.
— Пусть едут и делают, что найдут нужным. Но чтобы без осечек! Пусть появятся и исчезнут как можно быстрее. Ясно?
Мод не могла отказать себе в удовольствии поддеть Смизерса.
— «Джекман, Доннинг и Боу», известная лондонская фирма. У нас осечек не бывает. Не то что…
Кровь бросилась в лицо Смизерсу, и он с трудом совладал с собой. Круто повернувшись, он зашагал к дому, бросив на ходу:
— Предоставляю иметь дело с ними вам… дорогая!
Из живой изгороди вынырнула черная кошка и, мурлыча, стала тереться о дорогие, из телячьей кожи, ботинки Мод. Девушка замахнулась на нее книгой:
— Брысь отсюда!
Гораций пролез обратно через ту же дырку в изгороди. «Мяу, мяу! Раций идет домой к Уинни, там молочко и сардинки. Мур!»
Из-под сирени медленно вылез прятавшийся там в тени Лабрадор. «Пошли, глупый ты комок шерсти! Я наслушался достаточно. Сардинки! Надо же, какая гадость, — скользкие, липкие рыбешки! И как только ты их ешь?»
Миссис Уинн дремала после обеда в гостиной. Бен сидел перед домом на солнышке. Бесчисленное множество раз перечитывал он послание далекого предка миссис Уинн.
Внезапно, несмотря на жаркий летний день, Бен ощутил ледянящее душу дыхание смерти: могильный звон колокола… ворон, сидящий в ожидании… Память, вопреки воле, воскрешала свирепые лица, меченные печатью зла, в ушах грохотали океанские волны. Как давно это было — Вандердеккен, Петрос, Скрегс, Джамиль… Он снова видел, как они бранятся, как издеваются над ним. Но среди команды «Летучего голландца» Бен различил и другие фигуры — еще более древние, напоминающие тени; их лица будто впитали в себя всю злобу мира. Бен зажмурил глаза, дрожа упал на траву, и ему показалось, что земля под ним качается, как корабельная палуба.