— Это мы выясним на месте, когда начнем раскопки, — звенящим от волнения голосом воскликнула Эйлин. — У вас с собой этот маленький листок с дырочками, Джон? А карту мы прихватили.
И они наложили листок на старую карту, сохранившуюся на ферме.
— Здесь значится тюрьма, — пробормотал Уилл. — Подходящее место для виселицы. Только я никогда не слышал, чтобы в Чапелвейле была тюрьма! А ты, Эйлин?
Его жена покачала головой.
Мистер Маккей вынул большую землемерную карту, и глядя то в нее, то в карту Уилла, сверил их.
— Думаю, старая тюрьма была здесь, — он сделал пометку карандашом на своей карте. — Там, где сейчас полицейский участок.
Бен и Алекс тут же устремились к дверям.
— Чего же мы ждем? — бросил Алекс.
Глава 35
Полицейский участок помещался в маленьком сером каменном доме, сдавленном с двух сторон зданиями, выстроенными в начале века. В одном доме жил полицейский сержант, которому часто приходилось выезжать в соседние деревни, в другом — констебль, следивший за порядком в Чапелвейле и ведущий книги учета.
Констебль Джадмен, высокий, полный мужчина среднего возраста, возился у себя в саду с розовыми кустами, он был рьяным садоводом. Увидев подъезжающую к его дому двуколку с молодыми людьми, он вытер руки тряпкой, облачился в форменный китель и застегнул его на все пуговицы, обтянув толстый живот и подперев воротником свою бычью шею. Сняв с подоконника шлем, он водрузил его на голову и с подобающим ситуации достоинством двинулся по дорожке навстречу приехавшим.
— С добрым утром, молодые люди! Чем могу служить? — кивнул он Алексу.
Двуколка подкатила к саду, и из нее вышел Маккей.
— Все в порядке, констебль! Эти молодые люди со мной.
Полицейский почтительно поднес палец к шлему. Он всегда побаивался Маккея, считая адвокатов и судей людьми высшей породы.
— Что случилось, мистер Маккей? Надеюсь, ничего плохого, сэр?
— Нет-нет, констебль, — поправил свой черный галстук адвокат. — Все в полном порядке. Хочу только кое-что спросить у вас.
Полицейский так втянул живот и выпятил грудь, что от форменной куртки чуть не отлетели пуговицы.
— Спрашивайте, сэр! Всегда к вашим услугам!
— Что сталось со старой тюрьмой, которая, по данным моих карт, находилась раньше где-то здесь?
Констебль Джадмен показал толстым пальцем на серое каменное здание.
— А с ней ничего не сталось — вот она, тюрьма. Ну, конечно, как мы все помним, в ней уже давно полицейский участок. Нам, слава богу, много лет тюрьма ни к чему.
— Но когда-то здесь была тюрьма и место казни, так я понимаю, — серьезно кивнул Маккей.
Констебль провел пальцем по усам, смахивающим на руль велосипеда.
— Сержант Паттерсон поминал про тюрьму, только она была здесь задолго до меня, да и до него тоже.
Адвокат огляделся, стараясь сохранить невозмутимый вид.
— Интересно, где же происходили казни? Констебль опять ткнул пальцем себе за спину.
— Сержант Паттерсон считает, что во дворе, позади участка. Он рассказывал, что там вешали убийц.
Из двуколки выглянула Эйлин, приподняла юбки, спустилась на землю и, улыбаясь, подошла к полицейскому.
— Какой же вы храбрый, констебль! Не боитесь жить так близко от места, где вешали убийц? Я бы ни за что не смогла!
От такой похвалы и без того красное лицо констебля стало пунцовым, а грудь выпятилась еще сильней.
— А чего тут бояться, мэм? Обыкновенный двор и в нем что-то вроде сада. Я каждый день смотрю на этот сад из окна своей спальни, а за растениями сам ухаживаю. Люблю поддерживать всюду порядок.
— Не сомневаюсь, констебль. А можно нам взглянуть на это местечко?
Вопрос Эйлин сбил констебля с толку.
— Вот уж не знаю, миссис Драммонд. Это собственность полицейского управления. Публике туда входить не положено. Сержант Паттерсон не похвалит меня, если увидит, что я допустил посторонних в полицейский участок.
После этого заявления наступила тягостная пауза, прерванная появлением самого сержанта, подкатившего к участку на велосипеде.
Рыжий, кудрявый, очень высокий и худой Паттерсон носил узкие бакенбарды и отличался веселым нравом. Ему было лет тридцать пять. В его речи чувствовался едва заметный след соседства с границей Шотландии. При виде небольшого сборища он дотронулся до своей форменной фуражки и улыбнулся.
— Доброе утро, денек, кажется, опять выдался жаркий.
И, обратившись к констеблю, сказал уже более серьезно.
— Я только что со станции. Туда прибыли три платформы с оборудованием и строительными материалами. Направлены лондонской фирмой Смизерсу. Уже приготовились их выгружать, везти на деревенскую площадь и там складывать. Но я приказал начальнику станции приостановить это дело. И Смизерс ваш тоже там был. Ну я натянул ему нос. Сказал, что до завтра он даже гвоздя не имеет права выгрузить. Ордер только с завтрашнего дня вступит в силу. Этот Смизерс взревел, как бешеный бык, ну а я зачитал ему постановление и предупредил, что, если он нарушит закон, я его арестую и запру под замок! Терпеть не могу этого нахала! Вы уж меня простите, мистер Маккей, но, по-моему, он кичливый болван.
— Я составил себе о Смизерсе точно такое же мнение, — кивнул адвокат.
Паттерсон прислонил велосипед к садовой стене.
— Спасибо большое, сэр! Констебль, отправляйтесь на станцию и охраняйте вагоны. Понятно? Да, и захватите объявление «Разгрузка запрещена». Прикрепите его к вагонам. Следите, чтобы всё оставалось на месте! Констебль без всякой нужды отсалютовал:
— Будет исполнено, сержант! Положитесь на меня! Разрешите воспользоваться вашим велосипедом?
— Просьбу удовлетворяю! Поезжайте, констебль! — казалось, Паттерсон прячет улыбку.
Величественно восседающий на велосипеде Джадмен скоро исчез из виду. Сержант усмехнулся.
— Поглядите-ка на него! Что с ним поделать, обожает ездить на моем старом велосипеде. Ну а вам, друзья, чем я могу помочь?
— Нам бы хотелось взглянуть на прежнее место казни, — ответила Эйлин. — Но констеблю наши планы не пришлись по душе.
Уилл выпятил грудь и живот, стараясь изобразить констебля.
— Нашествие на владения полиции, сержант! Не крестьянский ли бунт?
Сержант сделал серьезное лицо:
— Да, мне это не нравится! Лучше заходите-ка все ко мне, я поставлю чайник и обсудим дело. Подождите минутку.
Паттерсон вынул из кармана яблоко и скормил его Делии, ласково похлопывая морду лошади.
— А ты, голубушка, держись от этих повстанцев подальше.
Стены внутри полицейского участка, бесчисленное количество раз побеленные в верхней половине, насчитывали столько же толстых слоев битума внизу. Всю деревянную обшивку много лет подряд красили в темно-синий цвет, и вокруг закопченного железного очага краска потрескалась. На доске, висевшей у окна, красовался ряд объявлений, старых и новых. Паттерсон усадил мистера Брейтуэйта, адвоката, Уилла и Эйлин на высокие стулья у конторки и стал кипятить чайник, а Эми с братом и Джон с Беном разместились на длинной скамье.
Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»
Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».
Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».
Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.
— Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?
Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.
— Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.
Эми похлопала юношу по руке.