Дело худо. За нас крепко взялись, причем не полиция и не Хрящ, ясно, как светлый день. Похоже, все эти штучки не от мира сего. А от какого — пес его разберет, но уж точно, что не от нашего. Странно это все.
Они, ребята эти, выведали небось всю как есть подноготную. Они-то еще полбеды, авось мы как-нибудь поладим. Но вот ежели старый пень от них узнает, кто накапал Хрящу про его подкожные миллиарды, — тут мне несдобровать. Придушит ведь, силы в нем невпроворот, не гляди, что голова сивая.
Да-а. Чего им надо? Понятно, чего. Мой барбос покряхтит-покряхтит, да и раскошелится. Куда ему деться. А что потом-то, когда они свое получат?.. Вот об этом даже думать неохота.
Поглядим. Мы тоже не бечевкой подшитые.
Интересно, пожрать нам дадут когда-нибудь?
А на потолке глазок какой-то. Выпуклый и с лиловым отливом. Так и мерещится, что сквозь него тебя разглядывают, словно букашку в лупу. Чего, сволочи, пялитесь? Людей не видали?
— Слышь, Вьюн, — мямлит Папаша, выйдя из умывальни. — Может, постучать в дверь? Позвать кого? Жрать охота — аж кишки слиплись.
Тут большая дверь отодвинулась, и входят два хмыря в зеленых халатах. Гляжу — один чернопузый, другой горбоносый. Мама родная. Нормальному желтому человеку с такими уродами одним воздухом дышать противно, не то что толковать. Я ихние кварталы за версту огибаю, а как увижу кого из них на улице, с души воротит. Только ничего не попишешь. Покамест они нас взяли за пищик, а не мы их.
— Добрый день, — говорит чернопузый. — Как вы себя чувствуете?
Вроде все слова правильные и выговаривает нормально, без этого ихнего акцента. А все равно как-то ненатурально. Будто старательно по книжке прочитывает, а не говорит.
— Здорово, — отвечает старый хрыч. — Голодовка, она для здоровья пользительна.
— Только нам, думается, миска-другая баланды не повредит, — добавляю. — Черта ли в нем, в здоровье, без жратвы.
Горбоносый вышел и вкатил этакий столик на колесиках. Пайки навалено на десятерых. Все чин чином.
— Мы так и предполагали, что вы проголодались, — говорит. — Пожалуйста.
— Сначала сами отведайте, — говорю.
— Брось дурить, Вьюн, — ворчит Папаша. — Чего ради нас травить.
— Уважаемый Рольт совершенно прав, — влезает чернопузый. — Вам нечего опасаться. Желаем приятно утолить аппетит.
Ну-ну, думаю.
Стали мы уплетать за все щеки, а хмыри стоят и любуются. Такая вот едиллия.
Харчи непонятно какие и из чего сготовлены, однако вкусные. Только едва покошусь на те две гнусные рожи — кусок в горле застревает. Моя бы воля, всех бы таких ублюдков за ноги перевешал.
Особенно мне фруктовая водичка понравилась. Запил ею завтрак — сразу мозги прояснились и заработали на полную катушку.
— Что, потолкуем? — спрашивает Папаша, отдуваясь и отирая пот рукавом.
— Конечно, вы вправе требовать у нас объяснений, — начал чернопузый. — Мы сожалеем, что пришлось осуществить изъятие помимо вашей доброй воли. Но к тому понуждали крайние обстоятельства. Ведь мы спасли вас от верной гибели. Кроме того, изъятие совершалось в полном соответствии с законностью. Извольте ознакомиться с ордером Галактической Лиги.
Сует он боссу какой-то листок. Заглянул я ему через плечо, вижу — половина бумаженции по-на-шенски исписана, другая — закорючками всякими.
«Комиссия по делам Колонии.
Сим разрешается Четвертой бригаде Разведывательной Службы рейд на планету К-52 в целях скрытного изъятия двух типичных носителей колонистской психологии с последующей их передачей в распоряжение исследовательской группы Службы Здоровья, лаборатория проф. Эмли — проф. Йойл.
Ордер действителен единовременно, сроком 2 гал.
3-я Галактическая Мегаэра, 7-й период 816 года, 24-е число 11-го гал».
Дальше всякие там росчерки, штампы и прочее такое.
Едва тот тип помянул законность, мой барбос навострил уши, а как увидел официальную бумагу, так и вовсе расцвел.
— Чегой-то я не понимаю, — говорит. — Вы-то кто такие?
Вообще он любит поприкидываться идиотом. Потому, наверно, что не приходится особенно стараться.