Он не знает, кто мог бы быть на неё похожим — она такая одна, единственная во всём мире, и только она может заставить его сердце трепетать так же, как когда он был ещё юношей. Только она даёт ему силы идти вперёд бок о бок с ней, так, как никто другой не может.
Над её головой нет нимба — да и зачем бы он ей?
Если бы святость измерялась красотой души, он бы добился её канонизации. Но она не святая. Она просто женщина, ради которой стоит не умереть — жить. Женщина, которой он готов поклоняться, не как святой даже, а как богине. Женщина, которая выбрала его, предпочла его всем тем, кто был рядом с ней.
И никакая святость этого не заменит, если уж на то пошло.
========== День 6. The carpet || Ковёр ==========
Когда у Жени тяжёлый день, она, придя домой, растягивается на ковре, вместо того, чтобы перебираться на диван или кровать. Вместо того, чтобы сворачиваться калачиком в кресле, подтянув к груди колени. Вместо того, чтобы устраиваться по-турецки на кухонном табурете, держа равновесие — с этим она справляется, даже не задумываясь. В том, чтобы быть парницей, чтобы уметь держать равновесие даже в самом неудобном положении, есть свои плюсы. Нет, это всё остаётся для более лёгких дней. Более простых. Менее выматывающих. Не оставляющих её выжатой, пялящейся бессильно в потолок.
Когда у Жени тяжёлый день, Вова узнаёт об этом первым. По тому, как гаснут её глаза, по тому, как опускаются её плечи, и как цепляется она за его руку так, будто он ей необходим. Так, будто все оставшиеся в ней силы она тратит на это. Когда она растягивается на ковре, он не мешает ей. Знает, ей нужно восстановиться. Ей нужна тишина и покой, чтобы всё, произошедшее за этот день, разложить по полочкам в своей голове. Чтобы снова иметь силы улыбаться.
Когда у Жени тяжёлый день, ей нужна поддержка. Тихая, молчаливая, но поддержка, с осознанием того, что она нужна. Что она важна. Что её не оставили одну и никогда не оставят. Поэтому, когда у Жени тяжёлый день, на ковре она никогда не растягивается одна. Рядом всегда Вова, и кончиками пальцев они касаются друг друга, пока он щедро делится с ней теми силами, что у него есть, сколько бы их ни было.
========== День 7. Sculpted || Скульптура ==========
Если бы кто-то попросил его изваять скульптуру, он отказался бы, даже не думая долго об этом. Скульптура — не его. Он передаёт чувства и эмоции на льду, создаёт картину, рассказывает историю, но не сумеет сделать то же самое в камне или металле. Ему не хватит сил. Ему не хватит умений. Нет, он не взялся бы за скульптуру.
Человек пластичнее камня. Мимолётнее, да, но пластичнее. Индивидуальнее. В камне можно десятки, сотни раз запечатлеть те же черты. Одну и ту же эмоцию. Одно и то же выражение лица. У человека даже та же эмоция каждый раз другая. Даже замирая статуей, человек никогда не будет таким же, как в прошлый раз. Даня наблюдает за людьми, запоминая каждое движение. Это интереснее, чем изучать в сотый раз ничуть не изменившиеся с прошлого раза очертания каменной фигуры, как бы гениально она ни была создана. Какой бы живой она ни казалась.
Между человеком, замирающим ненадолго без движения, и камнем, что будто вот-вот пошевельнётся, он редко когда выберет второе.
Когда Соня замирает скульптурой, прекрасной в своей неидеальности — идеальность так редка для людей и так часта для их каменных отражений — где-то внутри будто что-то обрывается. Нет, идеальность бы испортила её. Она лучше любого создания рук человеческих, лучше того, что вышло бы из-под резца даже самого талантливого мастера. Она лучше тем, что никогда не замрёт насовсем. Ему иногда хотелось бы быть Пигмалионом — если бы она была Галатеей. Иногда. Но каждый раз он вспоминает, что лучше, чем она есть, её не смог бы сотворить никто.
Достаточно одного лишь взгляда, чтобы вспомнить об этом.
========== День 8. Dot, dot, dot || Многоточие ==========
«Как ты там сегодня?»
Улыбка на лицо наползает сама. В каждом слове забота, в каждом слове беспокойство. Есть утра, лучше которых сложно придумать, утра, когда он просыпается не один, и под одеялом тепло, и поцелуй его приходится куда-то в плечо, и хриплое «доброе утро, соня» насмешливое заставляет его прочистить горло перед ответом, чтобы не хрипеть так же. Но даже если утро выдалось раздельным, оно всё ещё может стать лучше. Как сегодня. Как только что, стоило сообщению высветиться на экране.
«Нормально…»
Он, если честно, сам не уверен. Многоточие возникает само собой. Всё вроде бы хорошо, но травма напоминает о себе — скоро ехать, скоро лечиться, но пока что приходится терпеть. После этого «нормально» могла бы быть жалоба на боль. Могло бы быть «скучаю». Могло бы быть всё то, что доставляет ему неудобства. Всё нормально, но…
«Завтракал уже?»
«Нет ещё…»
Новое многоточие из ниоткуда. Он мог бы сказать, что не хочет есть. Он мог бы сообщить, что в холодильнике мышь повесилась, не желая умирать долго и мучительно голодной смертью. И то, и другое правда, но зачем об этом говорить? Зачем беспокоить и без того занятого любимого человека, которому и без этого есть о чём волноваться?
«Пожалуйста, поешь. И отдыхай. Я приеду вечером и приготовлю ужин. Скучаю очень. Люблю тебя.»
Заботится. Нет, вот как не улыбаться от такого? Как не жмуриться довольным котом и не надеяться на то, что вечер наступит поскорее?
«И я тебя.»
После этих слов он точно никогда и ни за что не поставит многоточие.
========== День 9. No, you don’t || Нет ==========
Если бы её спросили десять лет назад, что между ними, она уверенно сказала бы «доверие», даже не задумавшись. Сейчас ответом было бы «пустота». Неуверенное. Требующее подумать. Звучащее так, будто сорвалось с губ случайно, будто вернуть бы обратно эти слова, да только поздно уже.
«Я не отвлекаю?»
Раньше он и не спросил бы, написал бы всё, что хочет, не дожидаясь разрешения, зная, что она прочитает как-нибудь потом. Сейчас всё слишком официально для людей, которые двадцать два года провели бок о бок, зная друг о друге всё. Больше, чем те, кто делили с ними постель.
«Нет.»
Куда делась лёгкость, спрашивает она себя иногда. Была бы она когда-то на самом деле, спрашивает она себя каждый раз сразу же. Может быть, она была лишь необходимостью? Приспосабливайся, чтобы выжить. Будь ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, чтобы добиться чего-то. Как оградиться от того, кто так близко? Как впустить обратно того, кто теперь так далеко?
«Я тебе неприятен?»
Глупое слово, и вопрос странный. Позволяешь ли неприятному человеку даже приблизиться к тебе? Он никогда не был ей неприятен, и это не изменилось. Сколько раз она прощала ему обиды, сколько раз он прощал обиды ей? Не время вспоминать это всё. Тогда было не время, а теперь тем более.
«Нет.»
Когда-то даже солнце погаснет. Люди менее долговечны, в миллиарды миллиардов раз, и, наверное, в таких масштабах это сравнимо. Когда-то, может быть, он и был её солнцем. Было ли такое правда, или просто снилось ей?
«Я нуждаюсь в тебе.»
Она та, кто знает его лучше всех. Он нуждается в друге сейчас, когда миг перевёрнут с ног на голову. Но хочет ли он на самом деле видеть рядом друга, или просто по привычке просит её о помощи? Нет, пусть справляется сам. Он сможет. Он уже большой мальчик и сам может за себя решать.