- Выходит, ты всего лишь хочешь пополнить собою ряды сторонников реминисценции романтизма?
Генка явно не воспринял фразеологизма, в чем тут же и признался. Ольга пояснила:
- Это подражание чьему-либо творчеству в своих произведениях.
- Пусть так! - запальчиво воскликнул молодой автор. - Но, наверное, это все же лучше, чем пополнять стопы книг о моем современнике, с которых уборщица в магазине веником сметает пыль.
Ольга задумалась. Потом кивнула:
- В чем-то, конечно, ты и прав. Мусору хватает.
- Знаешь, - признался Генка, - если честно, то хочется быть похожим на того же Стивенсона или Конан Дойля. Ведь здорово писали, скажи?
- Здорово... - вздохнула она. - Только человек в жизни всегда должен оставаться самим собой, а не следовать в своем творчестве примеру других.
- Но ведь это хорошие примеры!
- Учись у них, если тебе этого так хочется, но не пиши о том, о чем писали они, если не хочешь вызвать у читателя ничего, кроме смеха и презрения. Тема эта для тебя чужда, не лезь ты в эти дебри, ищи что-нибудь свое, говори людям о том, что известно только тебе и никому больше. Делись с читателем своими тайнами, и помни: каждое твое произведение должно быть для него открытием, он не должен разочаровываться и восклицать: "Ну, это мне знакомо, где-то я об этом уже читал". Понимаешь меня?
Генка кивнул. До него медленно, по капле доходил смысл ее слов.
- Сейчас я не буду доказывать тебе правоту прописных истин, - продолжала Ольга, - мы поговорим об этом потом, когда я прочту твои рассказы и у меня сложится представление о твоем кругозоре, манере, стилистике, языке и прочем. А сейчас, Генка, расскажи мне о себе: что ты, как ты, где ты?.. Черт возьми, мы так давно с тобой не виделись, и вот встретились - и давай о литературе... Бог с ней, оставим ее, поговорим о нас. Ну, рассказывай.
Генка поведал, что поначалу устроился на завод, проработал три месяца, дальше не смог, не выдержал. Его деятельная натура вечно требовала движения, каких-то перемен. Здесь, у станка, он обречен был на медленное угасание. Его жизнь стала напоминать пассивность фитиля свечи. А он хотел пылать факелом и не стал "хоронить себя заживо" на заводе, который сразу же окрестил "тюрьмой для зомби". Одним словом, он ушел оттуда, окончил курсы шоферов от военкомата, попробовал поступить в летное училище, потом - в высшее ПВО. Не добившись успеха, ушел в армию, вернулся и вот теперь работал на автобазе "Скорой помощи". За ним закрепили старенький зеленый "Москвич", и он развозил врачей и медсестер по вызовам, совсем недалеко от дома. Теперь он знал район как свои пять пальцев. Он не только превосходно ориентировался на улицах, но, целыми днями разъезжая по ним из конца в конец, мог безошибочно указать, под каким номером и даже какой этажности дом стоит на такой-то улице в таком-то месте. Поэтому, когда ему называли адрес, он, уже не глядя по сторонам на номера, ехал точно в указанном направлении. Он знал даже добрую половину больных, которых регулярно навещали врачи и медсестры. Порою вместо адреса ему называли лишь фамилию, а он уже восклицал: "А, это тот диабетик из восьмого дома!" или "Опять к этому припадочному из семнадцатого?"
Он в считанные дни сжился с коллективом поликлиники, был общительным, веселым, его все любили, и о другой работе он уже не мечтал. Ну, а свободное время отдавал своему увлечению - литературе.
Ольга была рада, что он нашел работу по душе, что у него, в общем-то, все хорошо. О себе она рассказала немного: по-прежнему учится, но порядком все надоело: бесконечные сессии, семестры, лекции, горы конспектов, куча дисциплин, и всё надо знать, знать... Скорее бы конец. Но уже недолго ждать, всего год. А потом? Наверное, в издательство. По всей видимости, заместителем главного редактора, а там - кто знает.
- Ты почему в школу не прошел? - неожиданно спросила Ольга. - Тебе Анька звонила?
Аня была у них в классе комсоргом, все организационные мероприятия устраивались ею, лежали на ее плечах. Этакий массовик-затейник. Такою же осталась и теперь, четыре года спустя, когда неожиданно позвонила Генке и в приказном порядке (это она умела) напомнила о встрече бывших выпускников школы.
Генка сослался на занятость; сказал, правда, что должен прийти, но ничего не обещал. И не пришел. Он знал, кто там соберется: те, кто учится в институтах и уже без пяти минут инженер. Они часа два будут тарахтеть об одном и том же, плавая в волнах студенческих будней. Потом, наговорившись, уставятся на него и с ехидцей поинтересуются: как, мол, его дела? Кем он стал? Чего достиг?.. И что он им ответит? Что работает шофером? Для этого и окончил десятилетку?
Так Ольге и сказал, чего юлить. Она помолчала, повертела веточку березы в руках, покачала головой и невесело проговорила, глядя на носки своих лакированных туфель:
- М-да... Вот и разошлись наши пути-дорожки: интеллигенция - по левую сторону кустиков, рабочий класс - по правую.
- Да нет, ну почему...
- Да не "почему", а так оно и есть. Знаешь, кто пришел на встречу?
Она стала называть фамилии. Генка не ошибся. Почти все "хорошисты" и отличники, и все учились в институтах. Из тех, которым вузы были изначально заказаны, не пришел ни один. Гильдия троечников оставалась единодушной. Разделение это произошло уже давно...
Быстро смеркалось. Ольга заторопилась:
- Ой, Генка, поздно уже, пора. Мне еще к курсовой готовиться. Ну, пойдем, проводи меня. Как только прочту рассказы, сразу тебе позвоню, хорошо?