На Торнвилля удивленно поглядели все — и собутыльники, и яростный монах, не чаявший нарваться на богослова-любителя в рыцарских облачениях, и… она — прекрасная незнакомка, случайно проходившая мимо по улице. Она остановилась и настороженно-восторженно слушала Торнвилля.
Это была молодая дама, одетая не слишком скромно, но и не вызывающе, а весь ее облик представлял ту самую "золотую середину", которая и считается идеалом. Ростом она была довольно высока. К полноте, судя по всему, не склонна, но и не худа, как жердь. Лицо не узкое, но и не круглое. Очерченные, но не выдающиеся скулы. Губы средней полноты. Нос прямой, но не острый.
Из-за каштанового цвета волос казалось, что в ней было что-то южное, но не греческое и вообще не восточное. Можно было предположить, что она родом из Италии или южной Франции.
Рядом с ней была служанка ее же лет, но не проявившая никаких восторгов по поводу красноречия Торнвилля — судя по всему, полная необразованность не позволяла служанке оценить такие вещи.
Меж тем Торнвилль краем глаза приметил даму, и еще большее вдохновение нахлынуло на него. Спорили они с Фрадэном долго и яростно, но было бы скучно воспроизводить их уличный диспут целиком, а определенное представление о нем читатель уже имеет.
Лео говорил о премудрости, как высшем даре Божием, который испросил у Всевышнего царь Соломон, а монах отчаянно возражал, что именно суетная мудрость на старости лет довела царя до идолопоклонства, за что и было разделено царство надвое по кончине его. Затем в споре перешли к теме винопития, которое Фрадэн громил беспощадно, как корень зла, а Лео, напротив, цитировал совет апостола Павла пить вино желудка ради. Рыцарь также вспомнил, что Христос не зря превратил воду в вино на свадьбе и что именно вино претворяется в Кровь Христову.
— Не страшно вино, глаголет Златоуст, страшно пьянство! — вещал монах.
— Да кто ж тут пьян, коль скоро мы с тобой такие речи ведем! — встрял сэр Томас. — Вот! Нас без хрена не сожрешь!
— Да! — поддакнул Джарвис. — На нас где сядешь, там и слезешь! Вдарь ему тоже словом, сэр Грин, да покрепче! — подзудил он старого бражника. Рыцарю, да еще во хмелю, простилось бы многое из высказанного, за что самого Джарвиса могли бы отправить в застенок.
Сэр Грин решил не отставать от Лео и, встав в позу оратора, возгласил:
— Ох уж эти лжепроповедники! Малообразованные монахи, мнящие себя мудрецами! Посмели уподобить себя небесным силам бесплотным — мол, Господь создал ордена серафимов, херувимов и прочих, и мы — как они! Равняют себя не то что с нами, истинными воинами Христовыми, а с ангелами-архангелами! Тьфу![17]
— Умы лукавые, злые языки! — завершил свое речеиспускание монах. — Гореть вам в геенне огненной, да и на этом свете не избежите вы костра! — С этими словами он оскорбленно удалился, глядя в небо мимо англичан и дам.
— Проверни свой язык в моей заднице![18] — напутствовал его сэр Грин, а Торнвилль "проводил" словами святого Григория Великого:
— "Никто в Церкви не вредит так много, как тот, который, имея священный сан, поступает неправильно. Никто не решается бросить ему обвинение. Проступок становится еще больше, если грешника продолжают почитать из уважения перед его саном!"
— Отлично, сэр рыцарь, — промолвила знатная дама, — так ему и надо. Но такие речи и вправду могут окончиться костром, — назидательно прибавила она и степенно удалилась в сопровождении своей служанки.
У Лео екнуло сердце — что за краса и умница!
— Кто это? — спросил он своих спутников, провожая ее взглядом.
Джарвис пожал плечами, а старик-иоаннит сказал:
— Кажется, я ее знаю. По-моему, это Элен, внучатая племянница покойного орденского маршала. Соответственно, француженка из Оверни. Почему знаю — по смерти этого "столпа" ее опекал д’Обюссон. Еще когда сам был оверньским приором.
— Замужем?
— Нет. Характер у нее сложный. Это тебе не трактирная девка, которую можно сманить одним словцом да кружкой вина. Тут, внучок, правильная осада потребна, и неизвестно еще, чем все кончится. Сам магистр с трудом с ней справляется, тут недавно ссылал ее работать сиделкой при больных в госпиталь, не знаю уж, по какой такой причине. Кто говорит, жизни себя лишить хотела, ну да не всякому слуху верь… Люди злы и потому рады наговорить всякой дряни. Тем паче что Элен у нас — первая красавица ордена, львица, а бабы — они особенно злы на таких. Как-то там старик Данте писал? Не вспомню… — Сэр Томас наморщил лоб, покряхтел, но потом глаза его вспыхнули и он выдал:
— Так-то вот, дружок.
— Она мне понравилась, — тихо сказал Лео. — И, кажется, я ее уже видел.
— Хорошо! Узнаешь, где живет. На Родосе это несложно, наш мирок ужасно тесен, и вперед!
— А отловить ее можно будет в церкви, — надоумил Джарвис. — Либо, скорее всего, в Богоматери Бурго, либо в Богоматери Замка. Она католичка, а все знатные латиняне ходят либо туда, либо туда.
— Ты привлек её внимание, — продолжил сэр Томас, — и это хорошо. Вообще, — заметил он, — женщины боятся умных мужиков, но она не из таких. Видел, как она слушала? А ведь мы больше часа препирались с этим козлом в монашеской одежде! Ты показал себя с лучшей стороны. К тому же известно, что женщины любят в мужчинах храбрость, а ты и тут отличился.
— Как это?
— Очень просто. Храбрость не только в том, чтоб мечом в гуще врагов махать, но и в том, чтобы словом доблестно выступить против этого Фрадэна. Не каждый на это отважится.
— А что, он и вправду способен довести дело до костра?
— Кто его знает. Ты об этом шибко не задумывайся. У нас, правда, иногда людей палят, но редко, в исключительных случаях. Не помню, чтобы при д’Обюссоне хоть кого-то сожгли, хотя два года правит. Лучше охоться на львицу!
Эх! У пьяных всё просто, а по трезвой голове всё идет наперекосяк. По крайней мере, эта случайная встреча стала началом долгой и скорбной эпопеи, затянувшимся поединком двух строптивых, о котором пока ни тот, ни другая не имели и понятия.
Забыв о данном самому себе обещании пока что не связываться с женщинами, Торнвилль застиг ее, по совету Джарвиса, в храме Богоматери Замка, рядом с которым сам и обитал.
Рассматривая Элен, Лео все сильнее увлекался ее красотой. Улучив момент, поздоровался. Она узнала его, приветливо улыбнулась. Чтобы найти тему для разговора, Лео припомнил историю с Фрадэном, вместе немного посмеялись. Это было неплохим признаком. Он хотел проводить ее после службы, но на выходе их разлучил невесть откуда вынырнувший орденский слуга из английского "обе-ржа" с распоряжением немедленно пройти в резиденцию "языка" Испании.
Оставалось извиниться перед дамой и, мысленно кляня всех чертей, отправиться куда велено.
17
Это аллюзия на труд Псевдо-Дионисия Ареопагита "О небесной иерархии", согласно которому все ангельские чины делятся на девять по три иерархии. Первую — высшую и ближайшую к Святой Троице — составляют: Серафимы, Херувимы и Престолы; вторую — Власти, Господства, Силы; третью — Начала, Архангелы, Ангелы. Все это, конечно, условно, ибо и все 9 чинов называются ангелами, и архангелы почитаются высшими, а не предпоследними — достаточно вспомнить Михаила с Гавриилом. (Примеч. автора).