Скромный д’Обюссон всячески препятствовал этому, поднимая узников с колен и приговаривая:
— Не мне, дети мои, не мне, но Господу и его ордену воздайте благодарность. Все закончилось счастливо, здесь вы найдете помощь… И надеюсь, вы отплатите за это вполне, поможете нам защитить Родос от султана Мехмеда, угрожающего осадой. Но не грешите, называя меня отцом и спасителем — один у вас Отец — Бог, и один Спаситель — Иисус Христос. Хвалите Бога, Богоматерь и всех святых…
— Передаю всех в целости и сохранности, — широко улыбаясь, произнес Хаким, тем самым напоминая о заслуженных комиссионных, которые незамедлительно и получил.
У Лео шевельнулась мысль: может, сейчас-то и рассказать прилюдно, как купец плел интриги и даже склонял его самого перейти на службу к туркам, но Дюпра, выразительно взглянув на Торнвилля, покачал головой. Дескать, так дела не делаются.
Узников меж тем расковали и занялись их распределением. Немощных отослали в госпиталь. Простых людей — в общий, пару братьев-рыцарей — в екатерининский. Однако среди недавних пленников нашлось и много таких, кто чувствовал в себе достаточно сил или ненависти, чтобы тут же предложить д’Обюссону свои услуги в защите Родоса от посягательств турок.
Дюпра и Торнвилль не стали дожидаться окончания всех этих церемоний и прямиком отправились к Каурсэну, который принял их и оформил дачу показаний, все выслушав и обо всем тщательно расспросив. Правда, пришлось рассказать и о том, что окончательная договоренность с пашой была достигнута при помощи некоторого обмана.
— Ни я, ни Торнвилль больше не сможем ездить в Ли-кию ближайшие годы, — сказал Дюпра. — Но, может быть, это к лучшему?
— Может, и к лучшему, — согласился вице-канцлер Каурсэн, — особенно для Торнвилля. А этого Хаким-Брагима — прочь с острова, и как можно скорее. И так лишние глаза и уши на каждом шагу, а это уж явный подсыл… Тем более, что к нам пожаловал египетский посол продлять мир. Дован Диодар, один из ближайших людей мамлюкского султана.
Смертельно уставший Торнвилль залег спать в английском "оберже" в то время как его начальник, брат Джон Кэндол, был вызван на прием египетского посланника в "оберж" Франции.
8
Упомянутый Каурсэном высокий посланник мамлюкского Египта Дован Диодар был доверенным лицом султана Каит-бей-аль-Аршафа, человека умного, властного, хитрого, дальновидного, жестокого и отважного. Главный мамлюк давно рассудил поддержать орден против всесильных турок, даже если это оказалось бы не очень ему выгодно в финансовом отношении: политика перевешивала все, однако выпестованный им совместно с д’Обюссоном договор был, если можно так выразиться, добрым и честным. Наверное, потому, что обе стороны чувствовали неминуемую схватку с турками. Забегая чуть вперед, можно отметить, что Каит-бею все же было суждено столкнуться с османами, но то ли дошедший до этого своим умом, то ли наученный горьким опытом великого магистра, запершего себя в родосской крепости для перенесения осады, он стал бить турок на их земле, в Малой Азии, и не только успешно разбил их, но и забрал себе Альбистан и Киликию. Впрочем, впоследствии мамлюкский султанат пал под ударами турок даже раньше Родоса, а последний египетский султан Туман-бей Второй аль-Аршаф был пленен и казнен.
Посланник султана был одет не по-восточному скромно, с такой же скромной свитой, и только огромные драгоценные камни в перстнях и на тюрбанах свидетельствовали о статусе и состоятельности египтян. (Будем называть их так безотносительно к происхождению, ведь древние египтяне — копты-христиане — давно уже составляли меньшинство в своей собственной стране, завоеванной арабами, а мамлюки, взявшие власть в Египте в конце XIII века, вообще являли из себя кипучую смесь из курдов, кипчаков, кавказцев и т. д.) И вот теперь посол торжественно оглашал записанные по латыни условия родосско-египетского договора, которые должны были быть ратифицированы великим магистром Пьером д’Обюссоном. Пропустим вводную часть, обратимся к сути:
— Орденские корабли не должны нападать на египетские, свершающие свою коммерцию, равно не тревожить и сухопутные владения султана. Рыцари не должны посылать своих подданных служить проводниками, штурманами и лоцманами врагам султана. Султан обязуется не предпринимать ничего, что противоречило бы интересам великого магистра и дает обещание, что суда ордена будут хорошо приниматься во всех портах его государства, и если их будут преследовать враги, подданные султана выйдут на защиту. Когда подданные великого магистра будут пересекать владения султана на пути в Святую землю, равно по суше или морем, они не подвергнутся обложению какими-либо податями, но будут находиться под защитой султана как его друзья. Подданные султана обязуются не задерживать отпущенного на волю хозяином раба-христианина. Что же касается прочих христианских невольников, они будут обменены на пребывающих в рабстве на Родосе подданных султана из расчета один за одного.
— Что ж, братья, — сказал д’Обюссон, — лучшего, по-моему, нечего и желать… Разве что настоящего военного союза, предусматривающего прямую вооруженную помощь одной из атакованных турками сторон, но чего нет — того нет. Благо что в Египте, по крайней мере, действительно хотят мира и готовы менять пленников, в отличие от турок.
— Я бы прописал отдельно, — осторожно вставил великий командор, — договоренности о закупке египетского зерна.
— Дружба моего господина, султана Каит-бей-аль-Аршафа, безусловно, означает его открытые житницы для снабжения родосских жителей и вряд ли нуждается в подтверждении. Аллах благословляет честную торговлю, и посему мы будем рады помочь вам за добрую цену, и более того, готовы безвозмездно сопровождать наши хлебные суда военными во избежание нападения морских разбойников, франкских или мусульманских, это все равно.
Великий адмирал и маршал переглянулись — их порадовало, что разрабатываемый ими план морских конвоев в отношении Туниса будет действовать и в отношении Египта, причем хлопотами отправляющей стороны и за ее же счет.
— Чтоб сарацины тут особо не шастали и не выглядывали, можно встречать их своими охранными судами неподалеку, в виду Родоса, — прошептал маршалу адмирал, и тот вполне согласился.
Последовал помпезный акт подписания и торжественный ужин в честь посла и его господина, но не прошло и недели, как действо было практически повторено — на сей раз с посланниками тунисского бея Абу Умара Усмана ибн Масуда, прибывшими на Родос. (Уж эти-то подивили местных причудливыми одеяниями из смеси леопардовых шкур, варварски роскошных тканей и золоченых доспехов.) Тунисский властитель, сидевший на престоле уже пятый десяток лет, не обладал дипломатическими достоинствами своего египетского соседа — в смысле определенной уступчивости и дальновидного предвидения, но в изобилии имел его же недостатки — коварство и подозрительность, порожденные беспрерывной борьбой с родственниками за заветный трон и регулярным усмирением неусмиряемых берберов, а плюс к этому еще и фанатичную ненависть к христианам.
И тем не менее и этот африканский хищник был умело укрощен посланцем д’Обюссона — французским рыцарем Даманом. На Родос стали поступать добрые вести с обещанием беспошлинной зерноторговли в больших размерах, чем все и жили. Наконец, то ли турецкая угроза (которая впоследствии также поглотит самостоятельный Тунис, как и Родос с Египтом), то ли родосско-египетский союз вкупе с дипломатическими усилиями брата Дамана привели к тому, что условия мира на 31 год (!) были выработаны чуть ли не за несколько дней и отправлены великому магистру с посольством для подписания. Вместе с магрибинцами вернулся и выполнивший свою миссию Даман.