Открывая ассамблею, он, посеревший и осунувшийся от бессонных ночей, негромко, но твердо произнес, обращаясь ко всеобщему собранию:
— Благородные рыцари, наконец вам представился случай выказать свое рвение и отвагу в деле защиты веры. В этой священной войне сам Господь наш Иисус Христос будет нашим полководцем, а Он, братья, никогда не оставит нас в нашей борьбе за веру… И напрасно нечестивый тиран Мехмед, не поклоняющийся никакому иному богу, кроме своей власти — а так о нем говорят даже сами турки — похваляется уничтожить наш орден. Если его войска более многочисленны — так они состоят из подлых рабов, которых они заставляют воевать, и они идут навстречу смерти только для того, чтоб избежать той же, но верной смерти со стороны своих начальников. Среди вас же я вижу людей благородного происхождения, блюдущих свою честь и готовых победить либо умереть — но чье благочестие и доблесть являются незыблемым залогом победы.
Это его вступительное слово было встречено бурными овациями и пылкими заверениями пролить всю кровь до последней капли на защите ордена. Впрочем, это не особо вдохновило магистра — главные его недоброжелатели молчали, выжидая момента для удара. Что ж, пусть сидят, змеи, — плевать на них. Не к ним он держит слово, а к братьям ордена. Далее он высказался по текущему моменту:
— Переговоры, затягиваемые турками, бесплодны, и это всем очевидно. Дела турецкого султана в Албании удачны для него, и в будущем году следует ожидать их окончания — тогда султан Мехмед обрушит свои силы на нас. Осведомители при дворе тирана, чья верность испытана годами, сообщают наверняка о подготовке нападения — у нас были указанные ими шпионы султана — ренегат Деметриос Софианос и купец Ибрагим Хаким. Все эти многомесячные переговоры — только неважное средство застить нам очи.
Д’Обюссон оглядел собравшихся, чтобы убедиться, что все верят ему, а затем громогласно продолжал:
— Но мы не слепцы! Есть сведения, что турки, не соблюдая перемирия, захватили пару наших бригантин, курсировавших у островов. Надо проверить и принять соответственные меры. Вернемся, впрочем, к общему. Стены и башни, насколько возможно, готовы к отпору, а вот орудий мало. Неурожай свел на нет все наши усилия по заготовке зерна на случай осады — а здесь нельзя не отметить наши договоры с Египтом и Тунисом, давшие нам не только мир, но и зерно, и закупку хлеба у турок во время различных перемирий в этом году. Христианские короли медлят с помощью и, надо полагать, вряд ли от них будет какой толк в обозримом будущем. Единственным положительным исключением стал монарх Франции. Как сообщает наш возлюбленный брат и мой племянник, Ги де Бланшфор, его миссия при дворе Людовика увенчалась полным успехом. Король не только выделил нам денег и орудия, но и способствовал убеждению папы Сикста передать нам собранные юбилейные средства, а также даровать отпущение грехов тем, кто явится на защиту Родоса или поможет этому благому делу личными средствами…
По зале при этих известиях прошел радостновозбужденный шепоток. Д’Обюссон приберег это известие, которое он только-только получил, для оглашения на собрании капитула в качестве весомого козыря, и не прогадал.
— Не сомневаюсь, — продолжал великий магистр, — что отныне число защитников Родоса приумножится. Надо и теперь с глубокой признательностью отметить тех, кто откликнулся на наш призыв, как орденских братьев вплоть до высших чинов командорств и приорств, так и светских рыцарей. В то же самое время с горечью нельзя не указать на то, что ряд вызванных мною персонально на капитул братьев не явились — несмотря на более чем полугодовой срок для этого. В связи с этим я как великий магистр, принимая во внимание опасность нашего положения и уповая на согласие капитула, постановляю: изгнать их из ордена с позором, а в их числе — де Молэ, которому мы имели неосторожность всецело доверять. Они предпочли сидеть по своим резиденциям, в неге и покое, погрязнув в удовольствиях или сугубо мирских делах. Да будут они отсечены от тела ордена, дабы не распространить свою заразу на весь организм! Прошу голосовать по списку простым большинством — разом или по одному, это я оставляю на решение капитула.
Собрание здраво рассудило, что на повестке дня и так много важных дел. Незачем тратить время, чтобы голосовать за каждого в отдельности, однако перед вынесением решения оппозиция, подняв свою ядовитую главу и разинув зловонный зев, настояла на оглашении всего списка (а вдруг там окажется кто-то помимо рыцарей, не явившихся на капитул?). Это было явное проявление недоверия к великому магистру, но оппозиция на то и оппозиция. Однако этот змеиный выпад не помешал остальным участникам капитула единодушно одобрить весть список после его оглашения.
Далее перешли к хлебу: постановили покупать у турок, а также снарядить посольство во главе с арагонским рыцарем д’Альбалатом в Неаполь, чтобы закупить зерно там. Мера по задержанию привозимого на остров зерна в родосской крепости была одобрена. Но и это было еще не главное. Установленным порядком были избраны шестнадцать особых уполномоченных по сбору налогов с европейских командорств, после чего стал обсуждаться главный вопрос — о придании великому магистру д’Обюссону диктаторских полномочий до минования турецкой угрозы.
Вот тут и развернулись словесные баталии, так что, когда самому магистру предложили высказаться по данному поводу, он изрек:
— Этой чести я не прошу и тем паче не требую. Но это не только честь — это величайшая ответственность, которая, пожалуй, одному человеку не под силу. Как решит капитул — так и будет. Альтернатива проста: или моя диктатура, направленная на достижение победы, или равное распределение трудов между ответственными братьями, коих вы сами изберете, без моего влияния или давления. Не скрою, что многое, что я имею в мыслях сделать, вряд ли получит всеобщее одобрение. Для того и нужны чрезвычайные полномочия, чтобы потом не шушукались за спиной. Я всегда открыт к любым предложениям и справедливым упрекам, сознавая, что я не по титулу, а на деле брат всем вам.
— Господин и брат наш, — ответили ему после небольшого совещания представители оппозиции, — что же ты хочешь совершить такого, что может вызвать наше негодование или возмущение? Мы были бы рады услышать хоть что-нибудь о том, что задумано тобою. Незачем, как говорится, не глядя в петлю лезть.
— Отвечу, — спокойно проговорил великий магистр, — ибо полагаю, что здесь, среди вас, изменников нет, хотя недоброжелателей в избытке. Часто я слышал, что меня и без того именуют диктатором и тираном. Ваше дело, хоть апостол Павел и запрещает злословить начальство. Итак, вот что я вам скажу. Полагаю, все это не останется без пользы, если даже общее решение капитула склонится в пользу управляющей коллегии. В случае вынесения решения в мою пользу, знайте, что эти чрезвычайные полномочия я сохраняю за собой не пожизненно, но вплоть до отпадения угрозы завоевания Родоса султаном Мехмедом. Свои задачи я мыслю так: во-первых, избрать четырех адъютантов, скорее всего, из "столпов", и препоручить каждому четверть обороны города. Во-вторых, иметь право самому назначать рыцарей на ответственные посты, невзирая на приоритет "языков" и древность рыцарских родов.
Среди собравшихся поднялся было ропот, но почти сразу затих, а д’Обюссон продолжал:
— Я имею в виду, прежде всего, должности кастеллана Родоса, судей, бальи по торговле, комендантов замка Святого Петра и трех портовых башен — Ангелов, Найяка и Святого Николая, а также капитанов орденских судов. Кроме того в случае вакансии кипрского командорства, бальяжа Коса[35] и должности генерального прокуратора при папском дворе я буду иметь право заместить эти ответственные посты по своему выбору. В-третьих, я буду иметь право посылать "столпов" исполнять поручения туда, куда и насколько сочту нужным. В-четвертых: вся казна находится в моем распоряжении, и никто не имеет права вмешиваться в мои решения по финансовым вопросам.