Не было дел, в которые бы не вникал товарищ Сталин. Фадеева поражала его работоспособность. Он знал, что Иосиф Виссарионович до войны еже-дневно прочитывал до пятисот страниц литературы, включая специальную, не считая работы с документами.
Герой Советского Союза летчик Г. Байдуков говорил Фадееву: "Откуда человек, занятый делами государственной важности, знает детали авиастроения и летного дела?.."
У комбайнера Константина Борина Сталин интересовался возможностью убирать хлеба на третьей скорости. Спрашивал конкретно, как "механизаторы связывают у комбайна цепи".
Как всегда, делал выводы: "Значение уборочной техники в том, что она помогает убирать урожай вовремя".
После долгих обсуждений убрали храм Христа Спасителя, как не имеющий исторической ценности. Копировать во второй половине XIX века церковь тысячелетней давности во Владимире было неумно. По сравнению с Исаакиевским собором снесенный храм выглядел доисторическим мамонтом.
"Что из того, что сооружали на деньги верующих? - рассуждал Сталин. Лучше бы улицы замостили или больницы для бедных построили".
Фадеев понимал и принимал сталинские решения.
В который раз, слушая и рассматривая этого спокойного человека в командирской шинели, он вспоминал строчки Пушкина, адресованные Петру Великому, которые не буквально, а по духу касались товарища Сталина:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник...
И, разумеется, заключительные строчки: "Как он неутомим и тверд, и памятью как он незлобен".
Романтические картины, дополняющие действительность, не раз рисовались воображению Фадеева...
Ночью пожилой усталый человек в стареньком плаще с потертым воротником и в мягких кавказских сапогах выходит из Кремля и шагает по спящей Москве.
Фадеев ясно видит его походку, слышит хриплое дыхание заядлого курильщика.
Товарищ Сталин идет по затихшим улицам, заложив правую руку за борт плаща. Его добрый взгляд отца и хозяина скользит по домам, площадям, бульварам. Он доволен порядком и покоем. Его сердце бьется в унисон с сердцами москвичей, его мысли - об их судьбе...
Вдруг он замечает непорядок. Какой-то разгильдяй выбросил на тротуар пустую пачку от папирос "Беломорканал".
Сталин укоризненно качает головой: "Сознание всегда отстает. Поздно приходит сознание".
Поднимает мусор, кидает в ближайшую урну и продолжает обход.
Глава IV
СВОЙ
"...Прост, как правда"
Разбирая литературные произведения, Сталин не уставал повторять: без деталей нет характера. По существу, он развивал мысль Ивана Сергеевича Тургенева: талант - это подробность.
Для Фадеева облик вождя складывался не только из крупных, масштабных фактов, но и из повседневных поступков, которые нередко значили не меньше, чем крупные.
Кому не известно горьковское высказывание о Ленине: "Прост, как правда".
Если такое возможно, то товарищ Сталин был еще проще...
Когда Сталин брал со стола бутылку и прежде, чем разлить волшебный нектар, показывал гостям, его лицо напоминало доброго грузинского крестьянина из Анаури - родины предков.
Недруги, конечно, поговаривали, что Сталин спаивает гостей, чтоб они "развязали языки". Но какой же настоящий мужчина не умеет выпить.
Недаром Сталину нравилась присказка: "Большевикам негоже напиваться и упиваться".
Он никогда не усаживался на торце или по центру стола. Где садился, там и был центр.
Рисоваться и красоваться не любил и не умел. Скульптурных поз не выносил. Никогда никого из себя не изображал: ни вождя, ни, тем более, гения всех времен. Это многих удивляло: такая скромность при такой славе. Даже на банкете по случаю Дня Победы сбивал спесь с маршалов и генералов. Расстегнув верхние пуговицы кителя, сев спиной к праздничному столу, ел любимых с детства раков, бросая шелуху на паркет. Кто бы так смог.
Лишь раз в жизни собрался пустить пыль в глаза, въехав в историю на белом коне. Решил принять парад Победы на Красной площади вместо маршала Жукова. Но бог истории не допустил такой глупости: уронил его с лошади на репетиции.
Прочитав фадеевский "Разгром", он отметил редкое совпадение его позиции с точкой зрения партизана Морозки и остался доволен этим. Он не терпел ни в ком барства, ячества и отсутствия чувства дистанции. Конечно, господ и сиятельств заменило "гордое слово "товарищ"", но одни товарищи при этом стояли на мавзолее, а другие проходили внизу под ним.
Когда вернувшемуся из республиканской Испании журналисту Кольцову оказали честь, пригласив в Кремль, он раздулся от важности и принялся давать ценные указания, а не скромно докладывать обстановку...
Режиссер Мейерхольд возомнил себя реформатором театра и вознесся выше небес.
Бог весть что изображали из себя конструкторы самолетов Туполев, Петляков, Стечкин, ученые Ландау, Королев, Шмидт - кулацкие прихвостни и бундовцы.
Пришлось их одернуть и поставить на место.
Сталину было спокойно и легко с детьми, стахановцами, колхозниками, обслугой, а трудно и неудобно с некоторыми представителями "прослойки", которые сидели на шее у народа, а изображали "пуп земли".
Нобелевский лауреат, но окончательный сумасброд академик Иван Павлов не где-нибудь, а на публичной лекции тыкал пальцем в портреты Ленина и Сталина, называя их виновниками всех бед России.
Уважаемый артист Николай Черкасов, не подозревая, что от товарища Сталина невозможно скрыть малейшую иронию, решил спросить в личной беседе, можно ли играть роль Ивана Грозного, сохраняя царскую бородку.
За кого надо было принимать товарища Сталина, чтобы испрашивать на это разрешение. Почему, если у царя действительно имелась собственная бородка, надо было изображать его без нее? Конечно, бородка, как у Калинина, не чета боярской, но к чему нарушать историческую правду.
Какая, в принципе, разница - с бородкой царь или без нее. Не за такие мелочи товарищ Сталин критиковал режиссера Эйзенштейна. А Николай Константинович очень тонко решил свести разговор к пустячку.
Такие попытки огорчали Сталина. Он их не заслужил.
Жизнь научила Сталина, общаясь с интеллигенцией, держать ухо востро.
Вся страна восхищалась Сталиным. В книге "Встречи со Сталиным" редактор Фадеев придавал литературный блеск коллективному восторгу. Для каждого находил слова от сердца и новый поворот темы.
Знаменитые летчики В. Чкалов, М. Водопьянов, Г. Байдуков, В. Гризодубова, академики А. Байков и восьмидесятилетний химик А. Бах, металлург И. Бардин, литераторы Самед Вургун и Лев Никулин, певицы В. Барсова, М. Литвиненко-Вольгемут, герой-полярник И. Папанин, рабочий А. Стаханов, колхозница М. Демченко величали Сталина "нашим отцом", "великим гением", "гордостью народа", "источником силы", "великим человеком" и, наконец, "Лениным сегодня...".
Не отмолчался и Максим Горький: "Мы выступаем в стране, освещенной гением Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина".
От своих не отставали зарубежные знаменитости. Анри Барбюс, французский революционер и писатель, утверждал: "Человек с головой ученого, лицом рабочего, в одежде простого солдата живет в небольшом домике. Кто бы вы ни были, лучшее в вашей судьбе находится в руках этого человека. Он подлинный вождь. Сталин - это Ленин сегодня!"
Гость Ленина, известный английский фантаст Герберт Уэллс, назвавший Ильича великим, но только мечтателем, нашел для Сталина более высокую оценку: "Я не встречал человека более порядочного, искреннего и честного, в нем нет ничего зловещего, темного, никто его не боится и все верят в него".
Судя по тексту, Уэллс возражал очернителям товарища Сталина и делал это, не сомневаясь в своей правоте.
Восхищались вождем и другие литераторы мировой величины: англий-ский драматург и мудрец Бернард Шоу, немецкий писатель-антифашист Лион Фейхтвангер, нобелевский лауреат Андре Жид...