Когда ноги донесли хозяйку до двери, Вера беззвучно ахнула — на двери прямо на уровне глаз висела небольшая табличка. На табличке было выгравировано следующее: «Добро пожаловать! Надежда вдохновляет. Любовь созидает. Вера творит чудеса».
Пока сознание безуспешно осмысливало происходящее, Вера нажала на тяжелую ручку и легонько толкнула дверь. Та открылась без единого скрипа.
Внутри был уютный полумрак. Свет лился из круглых окошек-иллюминаторов, расположенных ближе к потолку. Лучи выхватывали из темноты вещи, которым было самое место в антикварной лавке: старинный умывальник с фарфоровой чашей, резной комод на гнутых ножках, журнальный столик со столешницей, инкрустированной керамическими изразцами. Солнечные пылинки тихонько плыли в столбах света, и Вера на какое-то мгновение замерла от восторга.
— Ты, главное, не бойся, — произнес кто-то из угла, в котором стоял комод. — Люди иногда очень пугливые, как мне известно.
Вера и вправду страшно напряглась. Она медленно, стараясь не выдавать собственного страха, стала пятиться к двери.
— Я позвал, и ты пришла, — продолжил голос. — Спасибо тебе за это.
На последней фразе голос дрогнул, как будто его обладатель собирался зарыдать.
— Э-э-э-э-э, — содержательно ответила Вера. — Не за что. Я вообще-то случайно сюда попала. Вы бы вышли, мне поспокойнее будет.
— Мне выйти? Ты уверена? Я просто не люблю громких звуков.
— Абсолютно уверена! — твердо сказала Вера, нащупывая ручку.
Когда к Вере из тени вышел комод, Вера, разумеется, заорала и выскочила наружу.
— А говорила, что уверена, — обиженно сказал комод, опершись о стену дома выдвинутым ящиком.
Вера в этот момент бегала по заросшему саду, совершенно не похожему на московский переулок, в поисках очередной двери или калитки.
— Калитка заросла, — участливо сказал комод. — Все поглотил плющ. Надо будет с ним поговорить.
— С плющом? — на бегу спросила Вера.
— С плющом, а с кем же еще. Ему только волю дай, он и Дом поглотит. Я с трудом его сдерживаю, характер у него уж больно упрямый.
Вера остановилась перед каменной скамейкой, которая тоже проигрывала бой с цветущей лианой.
Примостившись на свободном от растительности пятачке, она уставилась на комод, который застенчиво перебирал гнутыми ножками.
— Ты не умерла, — быстро сказал комод. — И не сошла с ума. И не спишь. И тебя не лизнул брамашлыг с наркотической слюной. Или у вас нет брамашлыгов?
— Нет, — сказала Вера. — У нас всякое есть, но вот брамашлыгов нет.
По-хорошему нужно было впасть в панику. Кричать и звать на помощь. Странное дело, но глубоко внутри Вера внезапно ощутила покой. Так бывают спокойны люди, которые после долгого дня наконец-то приходят домой.
— Здесь есть кофе? — спросила Вера, поднимаясь.
— Конечно, есть, — обиженно сказал комод. — Кофе во всех мирах есть, а если нет, то его придумывают.
— Пойдем, — сказала Вера, — объяснишь мне, где я очутилась и зачем ты меня позвал.
— Только плиту надо будет разбудить, — сказал комод, пропуская Веру. — Она лет тридцать уже спит.
— Я спала двадцать восемь лет, — задумчиво сказала Вера. — И только сейчас чувствую, что наконец-то проснулась. Хотя, конечно, это все безумие!
Когда за Верой и комодом закрылась синяя дверь, листья дикого винограда на стенах задрожали, как будто сам Дом тоже проснулся и принялся потягиваться после долгого сна.
Глава 2
— Значит, ты и есть Дом, — сказала Вера, задумчиво глядя на то, как на плите — вполне себе газовой — поспевает кофе.
Аромат шел такой, что у Веры заурчало в животе. Комод странно посмотрел на нее и даже как будто подпрыгнул на чудных ножках.
— Я не Дом, не надо вот этих домысливаний, — снова обиделся комод. — Я — Комод. А Дом — это вот он, махина эта заросшая.
Вера снова посмотрела на кофе. Он пока что даже не кипел, и это расстраивало. Вера была уверена, что сейчас выпьет горячего кофе и проснется в своем любимом Большом Палашевском переулке за красивым комиксом из «Чука и Гика». Почти наверняка Веру уволил Савелий Петрович, а тот симпатичный блондин купил ей новый выпуск чего-то там в подарок, и они, конечно, все-таки уселись пить кофе — чудно, конечно, уличное знакомство в Москве, где все поголовно женаты…
— Я тут, — нетерпеливо сказал комод. — Мне не очень приятно, когда ты смотришь куда-то в пустоту. Мы же разговариваем!