В самом деле, черт его знает, это время! И было его много, и нет его, и тянется, как по песку, и ускользает, и не предвидится.
— Говорят, после обеда в гастроном завезут колбасу.
Еще года два назад и представить было трудно, что он может сказать такое. Теперь интересуется — где, что, когда, почем — и, похоже, находит в этом удовольствие, ну не удовольствие, так повод побрюзжать. Да брюзжит-то по-старчески нелогично и беспомощно: «Неужели я не заслужил килограмма колбасы?» — смешно и грустно.
— Ладно тебе. Есть у нас еще колбаса. Пойдем обедать.
2
После обеда Павел Матвеевич уходит в спальню отдыхать. Хоть днем без снотворного, и то хорошо. Елена Дмитриевна никогда днем не ложится; и шести ночных часов за глаза хватает. Пока он спит, самое время дочитать «Черного принца», в обед не успела. Дима что ни посоветует, все ей нравится, как будто специально для нее подбирает. Леонид любит какие-то странные книги и стихи пишет странные, темные и непонятные — удивительно, как еще издали его сборник… А Виктору сейчас и читать-то некогда, все свободное время уходит на Оленьку.
Елена Дмитриевна открывает журнал, находит то место, на котором вчера ночью остановилась, закуривает. Вдруг ей чудится, что у дверей звонят. Она прислушивается. Так и есть, опять звонок, вот беда, отца разбудят, — кто бы это, не телеграмма ли? Елена Дмитриевна спешит в прихожую, открывает дверь. На пороге стоит и улыбается женщина в меховой шубке и кокетливой шапочке; глаза ее блестят, щеки раскраснелись от мороза… Елена Дмитриевна не сразу ее узнает.
— Юля!
Женщина улыбается.
— Здравствуйте, Елена Дмитриевна.
В самом деле Юля! Как Елена Дмитриевна ни удивлена, обращение Юли странно режет ухо. Раньше она была для Юли «мамой» — неужели привычки сохраняются так долго? — ведь уже шесть лет прошло, как Юля уехала. За это время встречались они раза четыре, и Юля как-то умудрялась обходиться и без «мамы», и без «Елены Дмитриевны».
— Заходи, заходи, только тише. Павел Матвеевич спит.
Раньше бы сказала «папа», теперь так.
Но он уже не спит. Из-за прикрытой двери спальни кричит:
— Кто там? Телеграмма?
— Да нет. Спи, пожалуйста. Это ко мне по делу, — слегка раздраженно отвечает Елена Дмитриевна. Надо же, ни одного звонка не пропустит, от малейшего шороха просыпается.
Она шепчет Юле:
— Ну его! Пусть отдыхает. Раздевайся.
Но Павла Матвеевича нелегко обмануть. Слышно, как скрипит кровать, и вот в стекле двери его лицо, — господи, какие отеки под глазами, какой худой, напугать может, недаром у Юли улыбка исчезла с губ.
— А, Юля! Здравствуй, — через стекло говорит Павел Матвеевич. Он как будто даже не удивлен, а может, думает, что Юля ему во сне приснилась. — Приехала…
— Извините, разбудила вас, — растерянно говорит Юля.
— Ничего… Как дела, Юля? — спрашивает Павел Матвеевич из-за стекла, точно он узник, и улыбается жалобно, как узник. — Аллочка как?
Юля уже оправилась от растерянности, вызванной призрачным каким-то видом Павла Матвеевича; она бодро отвечает, что только что прилетела из Москвы от Аллочки, Аллочка здорова, с учебой у нее все в порядке, привет передает, обещает написать.
— Я тебе все расскажу, ты только спи, — просит Елена Дмитриевна. Она уже ясно осознала, что Юля здесь, рядом; ей уже не терпится увести ее в комнату — ведь от Аллочки приехала, — как она там, внученька милая, умная головка, — а он все портит, сразу в лоб: «Как Аллочка?» — будто можно вот так у порога все рассказать.
— Ложись, пожалуйста, — уже молит Елена Дмитриевна.
Павел Матвеевич опять жалобно улыбается Юле — вот, мол, видишь, и поговорить уже нельзя; уходит в глубину комнаты. Не заснет теперь, конечно, будет лежать и смотреть в потолок.
Юля сняла свою шубку, шапочку. Какая красивая все-таки женщина! Прекрасно выглядит, а ведь уже тридцать восемь, как Леониду, и двое детей. Вот что значит жить с хорошим мужем, прямо веет от нее здоровьем и радостью, а ведь до чего Леонид ее довел, уезжала изможденная, издерганная… Такую жену потерял, пьяница несчастный, еще повезло, что встретилась Катя, молиться должен на нее, на руках носить, что пошла за ним, — нет, и ее теперь мытарит!
Юля осматривается в гостиной. Елена Дмитриевна грустно говорит:
— Музей, а не квартира. А мы главные экспонаты.