— Гергана! — воскликнул я, хлопнув себя по колену.
Она расхохоталась, а я глаз не мог оторвать от нее, давней моей любви.
— Ковачева!.. Гергана Ковачева! — повторял я.
— Нет, теперь Бояджиева, — ответила она с легкой грустью. Впрочем, может, это мне просто кажется.
— Почему Бояджиева?
— По мужу.
— Ох, прости, сразу не дошло.
— Ладно, чего там… Жизнь течет, люди меняются.
Она вдруг стала серьезной — как раз тогда, когда на меня нахлынули воспоминания. А может, именно поэтому и поспешила сообщить, что она теперь не Ковачева? Но я уже не мог остановиться.
— Гергана!.. Как не помнить! Гергана — голубка сизая, Гергана — лебедь белая… Как не помнить!..
Должно быть, выглядел я крайне глупо. Покраснев, она пробормотала что-то, явно стараясь умерить мой восторг, бурный, безудержный. Да и как иначе, судите сами — ведь это же была моя первая любовь, та самая, ради кого я перевез за день триста тачек щебня по шоссе Мариино — Раковски. Я, казалось, увидел ее такой, какой она была тогда — гордой недотрогой, похожей на свое имя. Мы обращались к ней — «Гергана», и в наших устах это звучало, как «императрица Екатерина», «королева Елизавета», «Виктория Английская»… И вот теперь, спустя десять с лишним лет, я встречаю нашу «императрицу» за этим столом. Кто бы мог подумать? Да к тому ж она теперь не Ковачева, а Бояджиева. Чувствую, как в сердце закипает былая ревность, как я возвращаюсь в те годы, когда лез из кожи вон, чтобы завоевать ее внимание.
Мы сидим и смотрим друг на друга, словно заимодавцы, которые разделались со старыми долгами и готовы к новым взаимным услугам.
Она заметно раздалась, поувяла, постарела. Как ей живется среди этих папок? Письма, жалобы, личные дела… Все это недостойно ее. Она по меньшей мере могла бы стать супругой посла, украшать своим присутствием приемы и банкеты. Могла бы стать крупным политическим деятелем, возглавлять какое-нибудь женское общество.
Очень хотелось бы узнать, кто он, этот Бояджиев. И почему судьба так играет людьми? Уверен, он ее не стоит. В душе я уже вынес этот приговор и теперь ждал, что она его подтвердит.
— Чем занимается твой муж, Гергана? — без обиняков спросил я.
— Он начальник инструментального цеха. Разве ты не знаешь? — удивилась она. — Его все знают… Иванчо… Все его называют по-свойски — Иванчо Бояджиев… Начальник.
Я попытался припомнить, какой он, начальник Иванчо Бояджиев, и не мог. На комбинате четыре тысячи душ. Конечно, далеко не все из них начальники, но тем не менее…
— Видно, любят его, вот и зовут запросто, — сказал я, вглядываясь в ее лицо. Она улыбнулась:
— Да, пожалуй.
Гергана вернулась к столу, взяла там какую-то папку.
— Видишь ли, Масларский, — начала она деловым тоном, — в твоем личном деле не хватает кое-каких данных. Надо их внести. Прошу тебя…
— Каких данных? — прервал я, удивленный переменой в ее тоне.
— Вот, возьми анкету и заполни. — Она протянула мне листок, показала на стоявшую на столе чернильницу.
— Нельзя ли потом? — спросил я.
— А почему не сейчас? Чего тут сложного?.. Имя, отчество, фамилия, дата и место рождения. Ну и так далее.
— Нет, сейчас не могу, — сказал я, складывая анкету пополам.
Не люблю заполнять анкеты, когда на меня смотрят. Она будет сидеть за столом и наблюдать. Нет!.. К тому же слишком много неприятных воспоминаний связано у меня с этими анкетами.
— Все-таки, если можно, потом…
— Ладно, ладно.
— Еще есть ко мне вопросы?
Она встала, подошла к этажерке, достала с одной из полок большую зеленую папку.
— Бывшая жена твоя, Виолета Вакафчиева, подала заявление — хочет поступить к нам на комбинат. Она работает в районной библиотеке, но хотела бы перейти в нашу, чтобы, как она пишет, быть ближе к рабочему классу и по возможности овладеть новой профессией… Участвовала в художественной самодеятельности, играет на музыкальных инструментах, разбирается в театральном искусстве. Нам такой человек очень нужен — и библиотекарь, и по художественной части. Что скажешь? Твоей женой была, должен знать.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Как не знать! Она способная.
— Понимаешь, у нас можно организовать много разных кружков — были бы способные руководители. А она вроде бы разбирается в искусстве.
— Да, она, бесспорно, человек искусства.
— А мы порядком запустили эту работу. Как считаешь, сможет она совмещать работу в библиотеке с руководством художественной самодеятельностью?