Выбрать главу

— Тоже неплохой… порядочный.

— Так. Значит, все хорошие, порядочные… Кто же тогда плохой? Милиция?

— Нет, я этого не говорю.

— Но подразумеваешь… Да, очень ты доверчив, мой дорогой. Из всех человеческих слабостей я больше всего склонен прощать легковерие. Кто это сказал, помнишь? Наш учитель Маркс…

Он вытянул шею, поправил белый воротничок на кителе. Все ему казалось, что-то там не в порядке, мешает.

— Видишь вот эти квитанции?

Я приподнялся. Он показывал пачку мятых бумажек и сокрушенно качал головой, одна бровь у него поднялась выше другой.

— Сделки… Грязные сделки.

— Не понимаю.

— Сводничество, махинации, мошенничество.

— Ничего не понимаю.

— И я сначала не понимал… Недаром же целый месяц ел похлебку в его мерзкой столовой. Слава богу, больше не придется! Хватит с меня похлебки. Завтра перехожу на простоквашу в соседней молочной…

— Все равно ничего не понимаю.

Он подмигнул:

— Не беспокойся, за простоквашей не кроется никакого умысла. Ну, ладно…

Векилов подошел ко мне, подал руку:

— До свидания!.. Я просто хотел с тобой познакомиться. Мы ведь как-никак земляки.

Я пожал его руку, но уходить не хотелось. Он раздразнил мое любопытство, и вдруг на́ тебе: «до свидания». Да к тому же нажал кнопку, сказал, чтобы пригласили следующего посетителя.

Ошеломленный тем, что со мной происходит, выхожу из управления. Иду по улице, пытаюсь собраться с мыслями. «Так вот, значит, какой Векилов», — думаю я и невольно улыбаюсь.

9

Итак, я ухожу из общежития и отправляюсь подыскивать себе комнату. Наконец-то избавлюсь от надоевшего мне звяканья тарелок в столовой, где изо дня в день все та же мясная похлебка, и зловоние тухлой брынзы не будет меня преследовать. Смогу подумать и о семейном очаге, как мне советуют знакомые женщины.

Дни бегут за днями, а про следствие ничего конкретного не слышно. С Векиловым изредка вижусь в молочной. Он все такой же нервный, беспокойный, но служебных разговоров со мной не заводит. Полагаю, молодой Масларский вылетит из города, а Карлик за махинации угодит в тюрьму.

Я и думать перестал о нашей бригаде, которая вознамерилась перевоспитывать «морально травмированного» парня. Жизнь внесла свои поправки, и, наверное, понадобится немало времени, пока страсти улягутся.

Я почти не вижу Драго и его жену. Об их присутствии напоминают лишь утки, которые по-прежнему крякают во дворе общежития. Драго небось ох как разочарован случившимся, но утешать его я не собираюсь. Их дочка Виолета, как я слышал, работает в теплице. Там сейчас вызревают помидоры.

Комнату можно снять в Восточном квартале, возле Марицы. Там, на месте прежней деревушки, понастроили множество одноэтажных домов, а при них огороды, палисадники и все такое прочее.

Июньским вечером, когда комары тучами несутся со стороны реки, я завернул туда порасспросить насчет комнаты. Если честно признаться, очень меня злило самодовольство, исходившее от этих дворов и огородов. Думаю, это от моего нигилизма, неустроенности в жизни. Может, я считал бы совсем иначе, сооруди я себе здесь домик с хозяйством, как это делают энтузиасты-обыватели. Что ж, снимаю перед ними шапку, воздавая должное их поистине муравьиному трудолюбию. В самом деле, улицы здесь пока не вымощены, но большинство домиков кирпичные, с крылечками. Дворы огорожены, торчат стебли подсолнечника, почти возле каждого дома виноградники, только что обработанные медным купоросом.

Я поинтересовался, где тут дом номер сорок восемь. Сразу же собралось несколько женщин, принялись объяснять. И так они меня запутали, что пришлось изрядно поколесить, пока отыскал этот дом.

Слава богу, он мне понравился с первого взгляда. Выбелен в отличие от других, и на крыше приделан флюгер — деревянный петух. Сразу виден рачительный хозяин. Вообще-то я боялся таких, потому что они заставляют квартирантов входить в дом в одних носках.

Я остановил «зил» в ближайшем переулке, с трудом выбрался из кабины. За день я здорово намотался, и сейчас не было сил даже прикрикнуть на детвору, моментально облепившую грузовик. Эта любовь к технике, охватившая молодое поколение, причинила мне уже немало неприятностей.

Подхожу к деревянной калитке дома номер сорок восемь и поверх нее заглядываю во двор. Розовые блики заходящего солнца переливаются в оконных стеклах. Мой будущий хозяин стоит во дворе, спиной к калитке, выгребает из бадьи жидкий цемент и размазывает между деревянными планками — цементирует площадку перед домом. Судя по его сноровке, это ярко выраженный энтузиаст-обыватель, безмерно преданный своему имуществу. Я приближаюсь к нему с большой почтительностью, негромко кашляю. Увлеченный делом, энтузиаст меня не слышит. Его дом должен стать образцовым, а это как пить дать отразится на плате за квартиру.