Я понимал, что снова сую голову в хомут, которого не знал на своей шее вот уже десять лет, и тем не менее смиренно двинулся по лестнице вслед за Виолетой, похожей на ожившую вазу с цветами. Я было предложил ей свою помощь, однако она не захотела расстаться с букетом, вполне заслуженным ею в этот вечер. К тому же ей надо было появиться в ресторане со всеми этими цветами, дабы повергнуть врагов своих…
Подошел автобус. Нам повезло — пассажиров было немного, и мы могли спокойно устроиться на свободных местах. Виолета, ни на минуту не расставалась с цветами. Она вдруг напомнила мне фею весны с картинки в хрестоматии. Не хватало только ласточек над головой. Я не мог на нее наглядеться. Лице ее светилось радостью, она сама была как цветок, которому неведомо увядание. Люди разглядывали нас, но я старался держаться несколько на расстоянии. Тем более что и одет я был вовсе не для такого случая.
Когда мы вошли в ресторан, играл оркестр. Виолета выбрала столик в саду — там веселее. Скорее всего, ее пугал мой скучный характер, давно ей известный и, уж наверное, не изменившийся за минувшие годы. Меня тоже устраивал ее выбор — больше всего я боялся уединения, какого-нибудь укромного, тихого уголка.
Виолета гордо прошла со своим букетом через зал, и все оборачивались в ее сторону. У нее здесь оказалось множество знакомых — вполне естественно для деятеля на ниве культуры. Я же не мог похвастать влиятельными связями, разве что знакомством с милицейским начальником Векиловым, который с двумя военными сидел за столиком возле оркестра. Виолета сдержанно кивнула Векилову, а военные внимательно ее оглядели, похоже, цветы произвели на них сильное впечатление.
— Пожалуйста, будь сегодня кавалером, — сказала Виолета, когда мы устроились за круглым столиком у фонтана. — Очень неловко себя чувствую с этими цветами, — добавила она.
Я ей не поверил. Торжество, которым светилось ее лицо, гордые взгляды, какими она окидывала соседние столики, говорили совсем о другом.
— Ужасно люблю цветы, иначе не взяла бы их с собой.
Она попросила официанта поставить букет в огромную вазу, красовавшуюся у входа в сад. Официант засмеялся, но выполнил ее каприз. Даже больше — перенес вазу к нашему столику. Окружающие таращились на нас, я чувствовал себя как на сцене.
— Невероятный успех, — проговорила она, не отрывая взгляда от цветов. — Вот что значит вложить в исполнение чувство, искренность… В искусстве все мои радости. Не знаю, что бы я делала без него… «Я жажду высоты, простора для полета!..» Как хорошо он это сказал. — Она помолчала, потом задумчиво, словно меня вовсе и не было рядом, добавила: — «Коль выпадает радости момент, всегда я знаю, что тому причиной, но никогда не знаю, почему вдруг скорбь заполонит всю душу…» Тебе не доводилось испытывать такое?
— Извини, не понял, о чем речь, — виновато сказал я.
Она поморщилась, но снисходительно меня простила. В сущности, вслух даже ничего не было сказано. Я прочел это в ее красноречивом взгляде. И спросил себя: «Что ты здесь делаешь? Почему не уйдешь? Что тебя связывает с этой женщиной? Прошлое, настоящее, будущее?.. Или одиночество?..»
Я заказал бутылку вина и жаркое. Виолета не обращала внимания на мои хлопоты, она снова занялась цветами, с которыми у нее, видите ли, столько общего. Я ей прощал это ребячество — для меня было важнее, чтобы не угасла ее радость, и потом — пусть лучше забавляется цветами, чем занимается мной. Но когда мы распили бутылку, Виолета вдруг погрустнела, попросила принести еще одну, объявив, что желает пьянствовать весь вечер. Поначалу я не понял, в чем причина такой резкой смены настроения, сильно меня озадачившей, но все стало ясно, когда в нескольких шагах от нашего столика я увидел своего однофамильца — Евгения Масларского. Он танцевал с разбитной блондинкой, весело, с каким-то даже вызовом смотревшей ему прямо в глаза. Я остро почувствовал состояние Виолеты, от всей души пожалел ее. Меня так и подмывало встать и надавать пощечин этому нахалу, который торчал тут, будто жердь. Значит, его уже выпустили из милиции? И он не замедлил подцепить красотку, приперся сюда да еще так вызывающе держится. У этого типа какое-то пристрастие всякий раз появляться с новыми и новыми женщинами. Небось хочет показать свою неотразимость и пустить пыль в глаза другим мужчинам. Просто зло берет!