Выбрать главу

– Хочешь сказать, что существует проявленная форма табуретки? – ехидно полюбопытствовал я.

– Людям свойственно присваивать имена тому, что они наблюдают,– пояснил гуру,– это заложено в их природе. Но далеко не все звуковые вибрации, которые мы именуем словами, несут в себе смысл и отражают суть называемого явления. Русский язык в этом плане даёт значительные преимущества, потому что он очень древний и представляет собой открытую матрицу. Само звучание слова как бы подсказывает нам, что это за явление. А что делать, если нужно дать название тому, что совершенно непонятно и даже в принципе непостижимо?

– В русском языке есть слова и для этого,– вставил я свои пять копеек,– например, слово «не́что».

– Согласен, можно сказать и так,– Макар добродушно усмехнулся,– только в слове «нечто» присутствует отрицание, не находишь? А нам, наоборот, нужно назвать то, что является источником всего, всей проявленной реальности? Тут отрицание не очень подходит.

– По-твоему, источником всего является сознание? – недоверчиво поинтересовался я.

– Лао Цзы дал ему имя Дао, герметики называют абсолютом, буддисты – всеосновой, кто-то говорит о праматерии или хаосе,– начал перечислять Макар,– а мне нравится термин «единое сознание». Ты не против, если я буду использовать именно его?

– Почему единое? – слово «сознание» почему-то не вызвало у меня вопросов.

– Когда единое сознание проявляется в какой-то форме, то становится уже индивидуальным сознанием,– спокойно пояснил мой собеседник.

– А когда оно проявляется? – задал я следующий идиотский вопрос.

– Постоянно,– Макар задумчиво посмотрел на розовые облака, плывущие по закатному небу,– это неотъемлемое свойство сознания, оно так существует.

– Ага, значит, если это самое единое сознание проявляется в форме меня, то становится моим сознанием,– наконец-то я обнаружил хоть что-то понятное в заумных рассуждениях моего визави. Впрочем, тут я явно поторопился с выводами. и ответ Макара не замедлил это подтвердить.

– Точно,– Макар удовлетворённо кивнул,– а если оно проявляется в форме табуретки, то становится сознанием табуретки. Ты, кажется, уловил суть.

Ну да, уловил, только не суть, а лёгкое помешательство. Какое может быть сознание у табуретки? Я пялился на радостно улыбающегося философа и никак не мог сообразить, кто из нас больший псих: он, который несёт откровенную околесицу, или я, раз слушаю эту околесицу, развесив уши. Видимо, Макар прочёл мои мысли, потому что его улыбка вдруг сделалась печальной.

– Лис, ты ещё не забыл, что мы используем слово «сознание» только потому, что так договорились? – он хлопнул меня по коленке, как бы подводя итог вечерней беседе. Мол, ты пойди, переспи с полученной инфой, а потом обсудим.

Но меня такой расклад не устроил от слова совсем. Да я заснуть не смогу с этой кашей в голове.

– Правильно ли я понял, что ты сейчас приравнял меня к табуретке? – ехидно поинтересовался любознательный неофит. Если честно, я ожидал, что Макар начнёт оправдываться, заявит, что я его неправильно понял, мол, он имел ввиду совсем другое. Как же я ошибся.

– Ну да, всё, что проявлено, имеет одну и ту же природу,– Макар снова заулыбался, видимо, решил, что я наконец его понял правильно. – Форма, она же – вибрационный спектр, у всех проявлений разная, а по сути всё является сознанием, ну или праматерией, абсолютом, дао, если тебе так понятней. В общем, всё сделано из одной и той же субстанции.

– Тогда получается, что всё в нашей реальности живое,– рассуждения Макара внезапно начали мне нравится, вызвали какой-то отклик в душе. Я уже давно подозревал, что так называемая неживая материя на самом деле тоже может чувствовать.

– Главное, что всё обладает способностью проявляться,– пояснил Макар,– это действительно важно.

– Почему только это? – удивился я. Мне-то казалось, что представление о мире, как о живом организме, и есть самое важное.

– Потому что всё, что ты видишь, слышишь, ощущаешь, чувствуешь, думаешь, всё это является проявлением твоего сознания,– медленно, с расстановкой произнёс Макар. – Оно – часть тебя самого, той проявленной формы единого сознания, которую ты называешь «я».

– А ты? – я уже уловил суть его рассуждений, но нарисованная им картинка никак не желала укладываться в моей голове. – Кем является Макар, которого я сейчас слушаю?

– А я – всего лишь интерпретация твоего ума определённых вибраций твоего же сознания, которые ассоциируются с ещё одним игроком в той замечательной игре, которую мы зовём жизнью,– Макар произнёс эту фразу с таким видом, словно это было нечто само собой разумеющееся.