– Это поэтому твой друг не желает возвращаться в проявленную реальность? – я изобразил на своей физиономии невинное любопытство. – Неужели просто боится рождаться?
Мне хотелось просто пошутить, как бы подколоть нашего мудреца, но он воспринял мои легкомысленные слова со всей серьёзностью.
– Время пребывания в посмертии зависит от очень многих вещей,– наставительно провозгласил Макар,– и в первую очередь от твоего статуса.
– А что, элита задерживается на подольше? – я продолжал хохмить, хотя уже чувствовал, что не ко времени.
– Я говорю о статусе свободного человека или безвольного раба,– спокойно пояснил Макар. – Закон свободы воли действует и в посмертии. Если ты отказался от своей свободы выбора, то твоей судьбой распорядится Демиург, даже не сам управитель нашего мира, а его автоматизированный конвейер по перевоплощению. Тогда перерождение произойдёт очень быстро. А если ты умер свободным человеком, то сам будешь решать, когда тебе возвращаться. Одна беда, осознанность в мире посмертия примерно такая же, как во сне. Сознанию требуется время, чтобы сформировать осознанное намерение вернуться в наш бренный мир.
– Так твой друг действительно не хочет возвращаться? – удивилась Ника.
– Похоже, он добровольно ушёл из жизни в прошлом воплощении,– Макар тяжело вздохнул,– так что в его последнем предсмертном опыте отсутствовало намерение побыстрее перевоплотиться. Но он всё равно вернётся, потому что вечно вариться в той боли, что заставила его покончить с собой – это тоже не выход.
– Из-за чего он убил себя? – тихо прошептала Ника.
– А вот это уже не моя тайна,– Макар хлопнул ладонью по столу, как бы обозначая конец беседе. Он легко ссадил Нику со своих коленей и поднялся. – Идём, Лис, нам ещё нужно притащить пару тюков травы до заката, а Вероника пока разворошит сено для просушки.
И мы отправились назад в поля. Мне почему-то совсем не хотелось выпытывать у Макара, что случилось с его другом. Было грустно. Как же такой продвинутый практик мог добровольно уйти из жизни? Значит, не защитили его полученные сакральные знания от боли и отчаяния. Тогда какой от них прок? Стоило ли тратить многие жизни на поиск истины, если в самый нужный момент эта истина оказалась бесполезной? Может быть, этот парень просто был слабаком? Нет, не мог Макар выбрать себе в попутчики какого-то хлюпика. Похоже, испытания, выпавшие на долю его друга, превысили меру его стойкости.
– Не каждый бой можно выиграть,– Макар словно подслушал мои мысли,– не суди других, пока сам не окажешься в их шкуре.
17 октября
Что-то я давно не открывал свою тетрадку. Два дня мы с Макаром трудились на заготовках сена, как подорванные, словно за нами бесы гнались. Я не понимал, зачем нужно так надрываться, но мой мудрый гуру не давал мне возможности пофилонить. Он впахивал с таким азартом, что мне поневоле пришлось соответствовать. О причинах спешки я догадался только сегодня утром, когда на наш остров обрушилась снежная буря. Я проснулся от того, что ледяная крошка принялась молотить в стёкла, как сушёный горох, а вьюга завыла в печной трубе, что твоя голодная волчица, даже сделалось немного не по себе от этого духового соло.
Ника, похоже, здорово подмёрзла этой ночью на своём чердаке, она спустилась вниз, закутавшись в спальник по самую макушку. Макар тут же взялся восстанавливать её подорванное здоровье своими магическими приёмчиками. Уложил хлюпающую носом бедняжку на свой топчан, сам уселся рядом, положил правую руку ей на грудь и закрыл глаза. Выглядело это довольно комично, но смеяться мне почему-то не хотелось, ревность мерзким червяком опять заползла в мою душу. И почему я сам так не умею? Как бы было прикольно силой своего сознания поднять на ноги захворавшую Нику, а потом снисходительно принимать её благодарность за помощь. Увы, теперь все эти ништяки достанутся Макару.
Казалось бы, я уже успел смириться с её выбором. Да что там было выбирать? Какой-то заштатный городской неудачник и могущественный маг-отшельник. Даже сравнивать нельзя. А всё равно каждый раз, когда вижу их вместе, горечь подкатывает к горлу. И ведь понимаю, что так лучше, теперь мне не грозит оказаться в зависимости от капризов обладательницы фиалковых глазок, вновь с отвращением ощущать свою беспомощность перед сиреневым мороком и ненавидеть себя за это. Можно теперь с лёгкостью сохранять невозмутимость и здравомыслие. Для начинающего философа это самое подходящее состояние духа.