– Мать Майкла просила тебя позаботиться о ее сыне?
Бобби кивнул:
– Она знала, что умирает, а у нее больше никого не осталось. Если бы я не взялся, Майкл остался бы сиротой и, скорее всего, попал бы в какое-нибудь воспитательное заведение.
Джулианн рассматривала свое мороженое.
– И ты получил в наследство ребенка.
– Так это выглядело. – Он поглядел на ее живот и чуть улыбнулся. – Но я сам сделал того, которого носишь ты.
Да, подумала она, он сделал ей подарок – подарил младенца, о котором она всегда мечтала.
Джулианн вздохнула, и вздох этот слился с шелестом травы, листвы и цветов.
– Как ее звали? – спросила она.
– Кого?
– Мать Майкла.
– Селеста.
– Она была хорошенькой?
– Она была больна, когда я ее увидел.
Внезапно Джулианн почувствовала симпатию и сочувствие к этой женщине.
– Она любила твоего брата?
Бобби снова глотнул кофе:
– Не знаю. Они с Кемом встретились в ресторане, где она работала. Он провел ночь в ее доме. После того как она сообщила ему, что беременна, он больше туда не возвращался.
Бобби нахмурился, глядя в чашку.
– Прости меня, – сказал он, – я был не очень любезен, когда ты сказала мне о ребенке, просто я заволновался. Я и сейчас волнуюсь.
– Я тоже, – призналась она.
Он поднял глаза:
– Никогда не представлял, что окажусь в таком положении.
Интересно, а они с женой собирались завести детей? Спросить об этом Джулианн не посмела, ей сейчас легче было говорить о Селесте, чем представлять себе Бобби с его женой.
– Майкл все еще живет на той ферме?
– Да, ее видно с этого холма. – Он указал на группу деревьев. – Вон там, за дубами. Пойдем покажу.
Он провел ее среди старых деревьев, и они остановились на краю холма. Долина была ярко-синей от цветов.
Джулианн увидела дом.
Теперь по ночам она могла представлять себе Бобби в доме Майкла.
Сколько ночей с тех пор, как они занимались любовью, она думала о нем, мечтала о нем, раздеваясь перед сном, заново переживала его прикосновения?
– Я из Оклахомы, – сказал он.
Она вздрогнула.
– Прости, что ты сказал?
– Ты спрашивала, где выросли мы с Кемом...
– Вы там были счастливы?
– Настолько, насколько может быть счастлив индейский ребенок.
Она вспомнила о розе племени чироки и о легенде его предков.
– Как ты построил это ранчо, Бобби? Как у бедного индейского ребенка получилось все это? Неужели ты был так знаменит на родео?
– Я все делал как надо, и лучше многих, но, честно говоря, ковбои родео зарабатывают значительно меньше, чем другие профессиональные спортсмены, так что я жил скромно, вкладывая почти все, что зарабатывал. Наверное, у меня оказался финансовый талант, потому что в конечном итоге я начал покупать приносившую доходы собственность. Не здесь, в Оклахоме. К тридцати годам у меня уже было несколько доходных домов.
– И ты продал их, чтобы купить Элк-Ридж?
– Да, но идея была не моя, Селеста настояла. Майклу нужна была оседлость, а эти холмы были его родиной, его домом. Так, в конечном счете, это тоже стало моим. – Он посмотрел на красно-белый сельский дом. – Хотя Майкл не считал меня своим спасителем. После смерти матери он обижался на меня за все: за то, что я был братом Кема, за попытки заставить уважать традиции предков, за требования соблюдать дисциплину. У этого ребенка было шило в одном месте.
Джулианн засмеялась, Бобби тоже. Ей вдруг захотелось поцеловать его, прижаться к его губам, распустить волосы и пропустить их сквозь пальцы.
– Я провожу тебя в хижину, – сказал он, – скоро начнет темнеть.
Они прошли между деревьями и добрались до крыльца как раз в тот момент, когда солнце окончательно исчезло за холмами.
Бобби посмотрел на грузовик, и она поняла, что он сейчас уедет.
– Я забыл дать тебе телефон того места, где буду сегодня ночью, – сказал он.
– Я принесу карандаш и бумагу. – Она вошла в домик и вернулась с блокнотом.
Бобби нацарапал номер телефона:
– Звони, если что-нибудь понадобится.
Все, что ей было нужно, – это он сам, его теплое и сильное тело рядом с ней. Он снова бросил взгляд на грузовик:
– Думаю, мне лучше идти.
– О'кей. – Джулианн держала блокнот и карандаш и не знала, что еще сказать.
Бобби протянул руку, и на мгновение ей показалось, что он собирается погладить ее по щеке или запустить пальцы ей в волосы.
Но он отступил и сунул руки в карманы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бобби вошел в дом племянника, посмотрел на пса Майкла, радостно вилявшего хвостом, и фыркнул от смеха. Все-таки Честер был удивительно некрасивой собакой – длинная и грубая шерсть свисала клочьями, а уши были похожи на два лопуха. Пес начал тыкаться мордой, и Бобби почесал у него за ухом. Майкла явно не было дома, иначе Честер не стал бы приставать.
Бобби вошел в гостиную, Честер топтался рядом.
Бобби прислонил костыли к стене и бросил спортивную сумку на кровать. Распаковав вещи, он достал книгу, которую недавно взял в библиотеке, и положил ее на тумбочку возле кровати. Книга в твердом переплете, в шестьсот пятьдесят страниц, кажется, содержала в себе абсолютно все о развитии детей, от зачатия до юности. А это, как он посчитал, именно то, что ему нужно.
Честер вскочил на кровать и завилял хвостом.
– Ты – вредитель, – сказал Бобби лохматому хулигану.
Честер шлепнулся на подушку.
– Знаешь что? Я собираюсь стать отцом. – Бобби поднял книгу, нашел страницу, которая привлекла его внимание еще в библиотеке, и показал Честеру рисунок пятинедельного зародыша. – Вот как выглядит мой малыш. Во всяком случае, сейчас.
Дворняга склонила голову и тихонько гавкнула, словно спрашивая: «С кем это ты такое сделал?» Даже эта собака, наверное, знала, что он жил монахом.
– Она рыжая, и зовут ее Джулианн. Она приезжала сюда на свое сорокалетие. – Бобби помолчал, потом добавил: – Мы были вместе только один раз. И именно в тот раз она забеременела.
Собака залаяла.
– Ну, да, я знаю, ты тоже любишь рыжих. – Пес часто убегал на соседнее ранчо, где жила его дама, ирландский сеттер.
Бобби разделся, снял протез и пошел в ванную.
Вернувшись в спальню, Бобби бросился на кровать и взглянул на Честера. Пес все еще размышлял над книгой.
Пятинедельный эмбрион на картинке был похож на обыкновенную фасолинку, с большой головой и маленьким хвостиком.
Бобби перевел взгляд на фотографию семинедельного эмбриона. На ней были уже видны глаза, нос, пищеварительный тракт и даже начинали формироваться пальчики на ножках.
И, наконец, восемь недель: полуторадюймовый организм, человеческий плод.
Бобби опустил книгу на колено. Интересно, что сейчас делает мать его будущего ребенка? Бобби посмотрел на телефон. Можно ей позвонить. Просто чтобы убедиться, что у нее все в порядке.
– Как ты думаешь? – спросил он у Честера.
Пес с готовностью тявкнул.
– Ладно, ты меня уговорил.
Он набрал номер и звонил, звонил, звонил. Потом звонил еще дольше.
«Черт возьми! Где же она? А если что-нибудь случилось?» Он уже готов был запаниковать, когда до него, наконец донесся еле слышный голос Джулианн:
– Алло?
– Почему ты так долго не брала трубку? У тебя все в порядке?
– Бобби? – Она явно не ожидала услышать его голос. – Это ты?
– Конечно, я. Ты не больна? Тебя не тошнит?
– Нет, я просто была в душе. Я...
«Обнаженная», – подумал он. Влажные волосы. Ароматная кожа. Струйки воды, стекающие по телу, чуть задерживаясь на пупке...
– Я не вовремя, может, я потом перезвоню?
– Нет, подожди.