День был холодный и ветреный, срывался снег. Люди бегали туда-сюда, докупая подарки родственникам и знакомым. Водители спешили доставить оптовые заказы спиртных напитков на многочисленные новогодние корпоративы. Когда произошло столкновение, мы с Максом, не раздумывая, выбежали на улицу в чём были.
Пожилой водитель старенькой восьмёрки врезался в движущююся по встречке газель. К счастью, остальные машины успели вовремя отреагировать, и масштабной мясорубки удалось избежать.
Пока Макс звонил, куда нужно, я помогала несчастному старику с вылезти из машины. От волнения у него тряслись руки. Он плакал, всё повторяя, что не знал, как это получилось, что всего лишь на секунду у него потемнело в глазах.
— Как чёрт попутал!
По его просьбе я достала из его кармана нитроглицерин, а Макс принёс воды, чтобы запить таблетки. Владелец газели был агрессивен и кидался на старика с кулаками, хотя его повреждения были ничем по сравнению с восьмёркой, поэтому мы оставались там, пока все не разъехались.
Сразу после этого Макс ушёл в подсобку. Я слышала, как он звонил отцу. Неудивительно, что всё случившее, особенно пожилой водитель, напомнили ему о своих проблемах.
— Как он? — спросила я, когда он вернулся.
— Бодрится! Не понимаю, как батя мог так землю из-под ног потерять?
Забавно устроена человеческая память. Любой звук, запах, цвет или фраза, могут направить мысли в совершенно не связаные с этим воспоминания.
— И ты туда же! Тоже земля убегает? — Я споткнулась об собственную ногу, когда до меня дошёл смысл сказанного.
Он сказал что-то ещё, но я его уже не слушала. Все эти случаи с авариями, падениями, болезнями, которые списывали на погоду и прочее, сколько раз я сама лично слышала, как очевидцы, да и сами пострадавшие, говорили про потемнение в глазах, ушедшую землю, низкий уровень сахара в крови.
— Как чёрт попутал, — повторила я за стариком. — Как чёрт…
Когда я набрала Костю, то уже ехала в такси. Он был у Екатерины Павловны. Наверное, опять что-то варганили для меня. Его насторожил мой голос, но это в любом случае был не телефонный разговор, о чём я ему так и сказала.
Чуть не сбив соседку Екатерины Павловны, я буквально ввалилась в прихожую, глотая ртом воздух.
— Я знаю, что он делает! Ну, или собирается сделать!
Екатерина Павловна настояла, чтобы я выпила горячего чая с ромашкой, чтобы немного успокоиться. Заглотив чай залпом, я выложила им свою теорию.
— Я думаю, что он причина всех этих бедствий. Он что-то делает с людьми. Залазит им в голову, или не знаю как, но он забирает у них силы, энергию, — на одном дыхании протараторила я. Мои собеседники переглянулись.
— Что вы смотрите друг на друга? Я знаю, что я права! Я читала, что есть камни, способные поглащать энергию! — Меня взбесила их реакция, точнее ее отстутсвие.
— Нина, я думаю…
— Знаешь, Костя, думать вредно! — накричала я на него, не дав закончить. — И даже не смей говорить, что я одержима Игорем! В конце концов, это ты втянул меня в это, а теперь так спокойно ведёшь себя, словно ничего не случилось! Кошмарами моими он озабочен! — кричала я, размахивая руками. — Пока не случилось ничего! Но случится! И скоро! А вы меня не слушаете!
Повисла тишина. Я всё ещё дымилась от злости и негодования, но, похоже, что моя бравада всё-таки принесла плоды.
— Такие камни действительно существуют, — подкуривая, подтвердила Екатерина Павловна, — их много, и каждый из них, в той или иной степени, способен ослабить человека как сам по себе, так и направленым образом. А если знать, как их заговорить, то так можно и жизни лишить. Но почему ты так уверена в том, что Игорь к этому причастен?
— Сны, Еатерина Павловна! Сны! Я знаю, что права! Я это чувствую! Что-то приближается! И это что-то плохое!
Глава 16. Внутренний дефект.
Костя, конкретно обидевшись на меня, почти со мной не разговаривал, но и не уходил, потому что каждую ночь я металась по кровати в поисках той заветной двери, через которую я снова могла попасть за грань настоящего.
Однако этого не происходило. Ничего нового мне не снилось. И это меня убивало! Что ж я за ведьма была, если пользы от меня было как от дырявого ведра?
Мой мозг, да и психика тоже, испытывали колосальную нагрузку и напряжение: дверцы буфета хлопали, печка зажигалась по своему собственному расписанию, посуда взлетала в воздух и билась, потёк кран. Это была катастрофа!
— Я не истеричка! — Я расплакалась, давая выход не только накопившимся эмоциям, но и токсинам. — И не параноик! Я знаю, что права!
— Я знаю, малыш, знаю! — Костя обнял меня. — Ты слишком близко к сердцу всё принимаешь, — успокаивал он. — Даже самым сильным из нас бывает очень сложно увидеть знаки, и правильно их трактовать. Ты и так многого добилась, сделай себе поблажку! — Я молчала, тупо уставившись в потолок. — Нина, посмотри на меня! — Я повернулось к нему. Его тёплый взгляд мягко обвалакивал меня, укачивая как колыбель. — Ты обязательно всё увидишь! И всё узнаешь!
— Когда? Когда уже будет поздно?
— Когда придёт время.
Прислушавшись к совету Кости, я отпустила свои накрученые страхи и опасения по поводу неизвестности. В конце концов, была ли моя связь с Игорем каким-то сверхъестественным средством упреждения чего-то плохого или нет, очевидно, что повлиять на неё я уже могла.
Оно или придёт само, как Костя говорит, в своё время, или не придёт вообще, и тогда я закончу свои дни в психушке с диагнозом "безумно самоуверенна, убийственно маниакальна".
Четвертого января уже нового года мы с Костей посетили заброшеную прачечную, чтобы отметить наступивший год с нашими друзьями. Снова увлёкшись оранжевым напитком, я чуть не забыла подарить Косте приготовленый для него подарок.
— Уж извини, это не кожа, — смущённо сказала я, доставая записную книжку формата А4. Внутри лежала наша с ним фотография, сделаная моим соседом на вечере посвящения. Сентиментально, конечно, а может даже и по-детски. Ну, что ж, вот такая вот я есть! — Я подумала, что здесь ты сможешь вести свои собственные записи и заметки, ведь в твоей семейной книге всего пара листов свободных осталось.
Костя долго смотрел на фотографию. Мы с ним никогда не говорили друг другу о своих чувствах. Как-то так у нас всё быстро закрутилось-завертелось, то одно, то другое.
— За это я и люблю тебя, — неожиданно сказал Костя. — За то, что в тебе удивительным образом сочетается столько всего противоположного. За это и за всё остальное. — Я растеряно заморгала глазами, не зная, что на это следовало ответить.
— Ты не обязана ничего отвечать, — поспешил он добавить, приложив палец к моим губам. — Не порти момент вежливостью! — Его голос подсел, став ещё более песочным, чем обычно. — Это кусочек стекла от уличного фонаря, который ты разбила в нашу первую встречу. — Тёмнокоричневый шнурок, на котором висела подвеска размером с большую монету, свесился с его ладони. — Видишь голубовато-серые линии, похожие на молнию? Это след от использования силы. Твоей силы!
Я вращала его в руке, мысленно возвращаясь в тот августовский вечер. Кажется, это было целую жизнь назад!
— Я немного обточил его и вставил в железную оправу от того же фонаря, чтобы ты не порезалась.
— Это самое прекрасное, что мне когда-либо дарили, — немного подумав, прошептала я.
В ту ночь мы почти не спали. Столько страсти жаждали передать друг другу наши тела, что от неё запотели окна в комнате. Забыв обо всём на свете, пребывая на седьмом небе от счастья, я уснула на его груди.
***
Снег хрустел под ногами, выдавая моё приближение, но Игорь этого не замечал. Он растирал в ладонях железный прут, от чего последний накалялся и становился красным. Запахло палёной кожей. Наверное, от его перчаток.
Игорь встал и выпустил прут из рук чётко под прямым углом. Пробив толщу замёршей воды, он застыл, и от высокой температуры лёд начал таять, но только до того места, где снежными бортиками заканчивался разчищенный им круг.