Голова была тяжелой, живот сводило. Не желая будить Костю, я наощуп прокралась к туалету, тщетно пытаясь нашарить в темноте выключатель и одновременно сдержать рвоту.
Мучительно скрипнула дверца шифонера, когда и я наконец-то нашла выключатель.
— Проклятые коты! — прошипела я, шире открывая дверь туалета, чтобы можно была рассмотреть, что же маленькие сволочи потрошили в этот раз.
Шифонер был приоткрыт, но кроме сонного Севера, недовольно приоткрывшего один глаз, в коридоре никого не было.
— Странно, однако, — прошептала я и потянулась к двери, чтобы закрыть её. — … Ааа! — Шелестящий пакет с изогнутым котом вывалился на меня с верхней полки. — А что б тебя! Ну, не животные, а сущее наказание!
От испуга я напрочь забыла про рвоту, а крик мой естественно разбудил Костю.
— Нина?
— Я здесь!
— Нина…
— Прости, что разбудила. Тут это… — Я закашлялась и повернулась к Косте. — Костя? — Бледный с круглыми глазами он смотрел на меня открыв рот, видимо пытаясь подобрать слова, но так и не смог, поэтому со всё тем же странным видом указал мне на зеркало.
Зеркало, высотой с человеческий рост, висело в прихожей возле шифонера. Я нахмурилась, не понимая, в чём вообще дело. А вдруг я поседела от испуга?
Лучше бы поседела. То, что я в нём увидела, не больше не меньше могло лишить рассудка: из зеркала горящими глазами на меня смотрела огромная кошка.
Изумрудно-зелёные глаза были подведены чёрным, и светились на фоне такой же чёрной шерсти с серо-зелёным отливом. Длинный хвост нервно бил из стороны в сторону. Уши были прижаты к голове. Размерами она, то есть я, могла тягаться с хорошим таким пони.
— О, Боже! — взвыла я.
— Нина, послушай меня! Тебе надо успокоиться! — Обретя дар речи, Костя попытался меня успокоить.
— Успокоиться? Какой там успокоиться! — рычала я.
Как ужаленая я металась по комнате, разрываясь между человеческим желанием стать снова собой, и животным инстинктом убежать как можно дальше отсюда.
А вдруг я останусь такой навсегда?
— Костя, помоги!
— Ты должна успокоиться, — присев на корточки, словно дрессировщик, повторил Костя. — У тебя получится!
Успокоиться? Да, успокоиться! Надо успокоиться! Так… Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох.
Через минуты две руки коснулись холодного пола. Мои руки!
— Всё хорошо, малыш! Ты справилась! — Костя, подхватил меня на руки и отнёс на диван. Я закуталась в плед и дрожащими руками потянулась за сигаретами.
Ощющение было такое, словно меня облили очень холодной водой, если вообще не заморозили. Как же такое могло со мной произойти? На меня же не могли навести порчу или проклясть? Или же это побочный эффект? Но от чего? Я могла вернуться с того света с мохнатым бонусом? Или же это… Разве что…
— Что ты туда добавил? — Вот говорят же, что хорошая мысля приходит опосля! Мохнатый-то бонус, но ноги его росли из другого места.
— Куда? — Костя захлопал ресницами так невинно, что просто плакать хотелось. Гад сразу ведь понял, что со мной.
— Дурочка выключи! В варево своё! — зарычала я, готовая удушить поганца. — И не вздумай врать! — угрожающе добавила я. Теперь мне стала понятна тень, скользившая в его глазах. — Что ты добавил?
— Котовник.
— Что? Котовник? Ко… кошачью мяту? Ты… Ты… — заикалась я от возмущения.
— А что мне оставалось делать? — Костя дёрнулся так резко, что я уронила пепел прямо на постель. Метаясь по комнате, он хрипел и энергично жестикулировал, вынуждая меня как идиотку мотать головой из стороны в сторону. — Ты умирала! Прямо на моих руках! Я должен был сделать всё возможное и невозможное! Должен был! И сделал, как видишь!
— Но котовник… Котовник! На что ты надеялся?
— На то, что это усилить зелье, что ты получишь хотя бы ещё одну жизнь! Хотя бы ещё одну! — Его голос хрипло сорвался, и он отошёл к окну и отвернулся.
Я почти ощющала пульсацию вен на его висках, и тут меня осенило: я снова была эгоисткой, думая лишь о себе. А какого было ему в ту ночь остаться один на один, я подумала? Какого ему было принять такое решение? И тут-то ругаться мне сразу расхотелось.
— В том, что случилось, нет твоей вины, — делая упор на каждом слове, ответила я. — Это было мое решение. Мой выбор.
— Я так стремился тебя защитить, но сделал всё, чтобы ты оказалась на передовой. Свой выбор я тоже сделал. Так что… — Он замолчал, устало глядя в окно.
Да уж, мы оба сделали выбор. Что ж теперь поделать? Назад пути нет. Вперед, и только вперед. Как-то да и сладится. На одно умение больше, на одно меньше. В конце концов, это не самое худшее, что могло произойти. Уж точно лучше, чем бородавки.
— Значит, девять жизней? — улыбнулась я, обнимая его за талию. — Не много для меня одной?
Костя повернулся и погладил меня по щеке.
— Для тебя одной и девятисот было бы мало!
Глава 2. Перемены неизбежны.
Каждый день после того случая я старалась освоиться со своей новой ипостасью, в то время как она осваивалась со мной.
Ничего подобного я раньше не испытывала. Хотя, пожалуй, нам всем было знакомо в той или иной степени слышать другой голос в голове, но это всё же было нечто совсем другое. Это был не голос, а скорее чувства, все чувства моего тела, мышц, как будто у них был свой интелект, мысли и сила.
— Я могу рассказать, как было у меня, но ты совсем другая, — сказал мне Костя на следующий день. — К тому же твоё обращение произошло в солнечное затмение, во время которого выходит огромное количество энергии. Как оно повлияло на твои способности, узнать можно будет лишь со временем.
Я говорила себе, что всё придёт само собой. Проснувшись утром, я просто буду знать, что и к чему, а то, что я пыхтела, как самовар, приносило больше вреда, чем пользы. Поэтому я просто позволила себе плыть по течению.
Приятно было заметить, что Костя снова стал прежним. Весёлый и внимательный днём, он плавно становился страстным и неутомимым ночью. Разве это не было счастьем?
Однако, чем лучше и счастливее я себя чувствовала, тем больше мне казалось, что… Даже не знаю. Что-то не так, возможно. Или будет не так.
Я старалась не накручивать себя, и всеми силами гнала прочь от себя навязчивые мысли, но последние выходные марта подтвердили то, что перемены всё-таки были неизбежны.
Первым, что бросились в глаза, когда я вернулась от родителей, была небольшая спортивная сумка. Она стояла возле зеркала в прихожей, ожидая, когда о ней вспомнят.
Костя сидел за столом, кожаная куртка лежала на коленях. Когда я зашла, он встал. Мы долго смотрели друг другу в глаза, прежде чем решиться нарушить тишину.
— Ты не удивлена!? — первым всё же решился Костя. Я кивнула. — Так даже лучше. Ты поймёшь.
Обняв и шепнув на ухо "Люблю тебя", Костя поцеловал меня и ушёл.
Возможно, он хотел сказать о том, какая я особенная; о том, как многого я достигла за столь короткое время; о том, сколько всего удивительного ждало меня в будущем; о том, что теперь я должна была сама найти и себя и свой путь в жизни и прочую чепуху, которая, по его мнению, должна была всё объяснить, но не объясняла, и понять я не могла.
До самого вечера я так и просидела за столом, глядя в никуда. Я соврала. Я не была удивлена. Я была шокирована. Такое чувство было, что меня тошнило, только в желудке было пусто, а спазмы все не прекращались. Слёзы подступали всё время, и решив не накапливать их в себе, а выплеснуть всё сразу, я дала волю чувствам.
Умом я понимала, что то, о чём не скзал Костя, было как катание на коньках: по началу тебя поддерживали и страховали, но наставал момент, когда ты должен был начать кататься сам, или упасть, чтобы окончательно убедиться в том, что это не твоё.
Однако у сердца были свои понятия, которые рвали мою душу на куски, безутешным воем заглушая всё остальное в безуспешных попытках найти логику в его уходе и в боли, таившейся в глубине его глаз. "А как же любовь?" так и рвалось у меня из груди.