Оказалось, что он – а наверняка и не он один – был необходим для иного. Чего именно? Как «троянский конь», вкатываемый пусть не в ворота мифической Трои, но в твердыни верхушки доминиканского Ордена. Отсюда и необходимость убедиться в полной и абсолютной ненависти к инквизиторам, и в отпадении от веры, а также в том, что хватит способностей не показывать все этого.
Вот с последним и были сложности. Отто поначалу даже представить себе не мог, что согласится на даже отсутствие действий в мгновения, когда у него на глазах станут пытать или сжигать очередную «ворожею», что неизменно станет напоминать об участи, постигшей сестру. Однако… Каждый новый разговор с главой тамплиеров постепенно менял бывшего монаха. Осторожно шаг за шагом. Вера в Христа, понятное дело, уже не могла восстановится, но вот вера в нечто иное… А он любил читать, причём и о минувших событиях также. Тамплиеры! И слухи об их знаменитом проклятии, вновь вспыхнувшие после случившегося с королём Карлом Валуа и маршалом де Ла Тремуйлем.
И не в проклятии дело, но в том, что за обвинения были предъявлены Ордену Храма. После того, что говорил нынешний Великий магистр, как-то легче было поверить в то, что и прежние также не были очень уж ревностными и смиренными служителями господа. Но не то чтоб это сколько-нибудь смущало Виттерштейна. Равно как и произносимые Борджиа слова, раз от раза становившиеся всё более еретическими... для других.
«Любые принуждения значат лишь то, что данные под давлениями и угрозами клятвы не имеют никакой силы…»
«Обман и есть обман, но обман детей есть нечто совсем уж мерзкое. А когда детям внушают мысли о греховности лишь из-за рождения – есть ли нечто более лицемерное?»
«Как относятся к тебе, так и ты относись. Зеркало - вот есть идеальное отображение того, как должно поступать на добро и зло в отношении тебя».
«Делая доброе в своём понимании, ты бросаешь добро в воду. Оно может вернуться, а может и кануть в бездну».
«Прощая врага, ты лишь побуждаешь его к подобным деяниям, идущим во вред если и не тебе, то близким. Ну или тем, кто окажется в схожем положении».
«Нет ничего предначертанного и лишь люди творцы своей судьбы… Если у них окажется достаточно сил, чтобы сойти с отведённого им пути».
Беседы, книги, «случайно» оказывающиеся в отведённой комнате трактаты. Не то довольно древние, не то современные – этого Отто не мог понять, да и не особенно стремился. Ему хватало и того, что они отвечали его мыслям, стремлениям, представлениям о мире, новых представлениях, в коих не было ничего от прежних, безжалостно растоптанных теми, к кого он верил и коими был жестоко обманут. Их он переписывал, чтобы не забыть, не упустить возможности нащупать новую истину. Каждый нуждается в некой путеводной звезде. Отступники тоже. Особенно они.
А потом… Потом его, выкованный в особой незримой кузне клинок, метнули в нужном направлении. Туда, поближе к инквизиторам, да к тому же снабдив «волшебным ключом», отпирающим множество надёжно закрытых дверей. Знали, что придётся по душе некоему Генриху Крамеру, автору «Молота ведьм». Абсолютно омерзительные, воистину бесчеловечные пыточные механизмы, доставляющие ужасные страдания, способные не просто добиться от пытуемых признаний, но и доставить несравненное удовольствие палачам.
«Железная дева» - вот что стало первым изобретением, поставленным на службу инквизиторам. Оно же привлекло внимание Крамера и не только его. А уж создателю подобного было очень легко перейти из францисканского в Орден Братьев-проповедников. Затем «пояс целомудрия», потом «маска молчания»… И каждое новое «его» - на самом деле порождение разума Борджиа или кого-то из его приближённых, возможного, того знаменитого да Винчи – изобретение опробовалось и применялось на невинных жертвах. Раз за разом. Снова и снова. Он же вынужден был носить маску! Не любителя наслаждаться страданиями – она оказалась просто не способна с достаточной достоверностью прирасти к лицу – но учёного механика, интересующегося лишь своими механизмами и их использованию во благо Веры. Кстати, именно этим «приступом вдохновения» и было объяснено бегство из францисканского монастыря. Дескать, требовалось уединение и тишина, а не постоянные отвлечения на посты и молитвы.