– Многофакторная галлюцинация может быть также причиной воздействия на человека различных природных катаклизмов, – Хаскин уже успокоился и как всегда отчаянно жестикулировал в воздухе своими руками. Его пальцы как бы хватали в воздухе истину и разворачивали перед изумленными взорами ее невидимый свет…
Однажды в Турции во время землетрясения под развалинами дома оказался шестилетний мальчик, и когда его на четвертые сутки вытащили из-под развалин дома, то оказалось, что все это время с ним была его мать, которая, как могла, успокаивала и подбадривала его, в то время как мать его нашли сразу же после землетрясения и в тяжелом состоянии (бессознательном) доставили в больницу. Причем она открыла глаза и могла говорить в тот момент, когда вытащили из-под развалин ее сына!
– Обыкновенное совпадение, – недовольно пробормотал Бюхнер, – а ребенок мог просто от страха нафантазировать!
– Нет, Хаскин прав, этого же никто не знает, – прошептал я и вскоре после занятий рассказал Бюхнеру все, что со мной произошло.
– Думаю, старик, что это все-таки крыша, – вздохнул Бюхнер, – крыша у нас то протекает, то падает, у всех по-разному! – он опять вынул из сумки колбу с Тутанхамоном и ласково погладил таракана у себя на ладони:
– Эх, Тутанхамончик, только мы с тобой нормальные люди!
Я услышал эту фразу и сразу же рассмеялся.
– А что ты смеешься, – обиделся Бюхнер, – возьми да и сходи к своему Хаскину, да расскажи ему все, что ты мне рассказывал, может, он благодаря тебе еще какую-нибудь работу напишет!
– Может, еще вылечит?! – усмехнулся я.
– Как ты знаешь, у нас дураков не лечат, а только калечат! – лукаво подмигнул мне Бюхнер, и мы с ним тепло попрощались возле его гостиницы. Он, как всегда, звал меня поглядеть на своих любимчиков, но я отказался, его тараканы вряд ли могли мне чем-нибудь помочь.
Растения тоже в некоторой степени утратили для меня смысл, теперь этот смысл я искал в самом себе. В последнее время я стал замечать, что тучи на небе тяготят наш разум. Есть, конечно, люди, почти не замечающие этого, но как ни странно, они все равно страдают о тех, кто более чувствителен к окружающему Космосу, еще я давно понял, что в солнечные дни глаза людей чаще сверкают добротой. Они излучают ее, преломляя и собирая духовный свет от солнца, в то время как в ненастье они полны мрачной грусти, тоски и ожидания… Вселенная словно передает нам ожидание своей собственной Смерти…
Этот день был наполнен каким-то таинственным светом, он медленно выползал из-под плывущих над моей головой облаков и как бы говорил мне, что у меня не все еще потеряно… Совет Бюхнера показаться Эдику Хаскину я поначалу воспринял как не очень удачную шутку, но потом, когда мы расстались и я посмотрел на небо как барометр собственного настроения, я почему-то почувствовал, что Бюхнер прав и что в его совете что-то есть. Ведь я все-таки осознавал невероятность всего, происходящего со мной, а следовательно, оставался по-прежнему собой…
– А кто вам сказал, что вы страдаете психическим заболеванием? – усмехнулся Эдик Хаскин, когда выслушал меня.
– Да, но я слушал ваши лекции, и мне показалось…
– О, Господи, лекции, – засмеялся Хаскин, – да я иногда несу на этих лекциях сплошной бред! – засмеялся он, – просто мне так иногда интересней жить, – сказал он, поймав мой недоуменный взгляд, – да, да, не удивляйтесь! И вообще, трансцендентных явлений в современной психиатрии нигде не наблюдается, просто мне надо было защитить докторскую, вот я и выдумал такой термин, чисто философский, даже не выдумал, а употребил, обозначив не что иное как пограничное расстройство личности и кратковременное психиатрическое расстройство, т. к. они менее всего объяснимы и менее всего нуждаются в лечении!
Так что у вас, дорогой мой коллега, не что иное, как кратковременное психическое расстройство, вызванное не чем иным, как гибелью вашей невесты. Вы пережили глубокий стресс, стресс дал толчок кратковременному расстройству, причем похожему на шизофрению, но сейчас у вас нормальное состояние, можно сказать, это временное помешательство пошло вам только на пользу! И под огнем противника у солдат иногда терялся всякий разум, и в концлагерях у наших с вами предков!
– Я даже не знаю, что и сказать, – пробормотал я, ошарашенный признанием профессора.
– А и не надо ничего говорить, давайте лучше полечимся! – весело сказал он и вытащил из встроенного в стену шкафчика бутылку армянского коньяка.